Алексей Атеев - Мара

– Кто такие эти брави? – полюбопытствовал Валера.

– Наемные убийцы.

– А почему они охотились за ним?

– Надо думать, длинная рука князя Разумовского. Рассчитывал в Вечном городе достать своего врага.

Убийц было человек пять, а Елагин один. И хотя он превосходно владел шпагой, силы были не равны. Сам понимаешь. Ночной Рим, узкие улочки, тусклый свет фонарей, из окон украдкой глазеют римляне и римлянки, но все двери закрыты. Мещанин, он везде мещанин, хоть в Риме, хоть в Конотопе. Не желают, видишь ты, помочь погибающему. Боятся. И тут вдруг – словно молния пронеслась – сверкнул клинок еще одной шпаги, и Елагин, понял: на помощь ему судьба послала таинственного незнакомца. Это и был мой предок Аполлонио Гракхо.

Фехтовать он умел превосходно, и скоро два негодяя остались лежать на грязных булыжниках римской мостовой, а остальные, сообразив, что дело дрянь, бросились наутек.

Елагин обнял отважного незнакомца, трижды по-русскому обычаю облобызал своего спасителя и попросил его назвать свое имя. Так познакомились два великих человека, познакомились, чтобы больше никогда не расставаться. Узнав о стесненном положении моего предка, лейб-поручик пригласил его с собой в путешествие – как друга и брата. Потом Аполлонио Гракхо приехал с ним в Россию…

Старец замолчал, закряхтел и поднялся.

– Ну, а дальше? – воскликнул Валера.

– Спокойно, краевед, не нужно раньше времени суетиться и вопить. Я сейчас вернусь.

Пока хозяин отсутствовал, Десяткин как следует огляделся. Дом, в котором проживал странноватый потомок римских трибуналов, очень напоминал голубятню, поскольку на его фасадике имелось множество окон, оконцев и окошечек, затянутых металлическими сетками, каких-то жердочек и лесенок непонятного назначения, а кроме прочего – в небо торчал шест с трехцветной тряпицей, видимо, означавшей государственный флаг. Перед домиком была разбита клумба, обложенная битым кирпичом и вся усыпанная желтыми и красными цветами портулака. Видимо, где-то на задах строения имелся и огород, но с фасада обиталище Аполлона так же походило на деревенский дом, как аквариумный вуалехвост – на плебея карася.

Подивившись экзотике жилища, Валера покосился на бутылку водки, в которой оставалась самая малость. «Надо бы сходить за следующей», – подумал он, но в этот момент появился хозяин. Он небрежно швырнул на стол ржавые железки, которые, громко звякнув, чуть не свалили бутылку.

Десяткин пригляделся и обнаружил, что железки не что иное, как шпоры. Причем шпоры знакомые. Точно такие же, Валера отчетливо помнил, привез он из прошлой поездки в Чернотал. Неожиданно заныл левый висок. Валера поморщился. Снова начинается! Ведь не было же никакой прошлой поездки. Все это – иллюзия.

– Вот, – сказал старик с гордостью, – сии шпоры принадлежали моему предку Аполлонио Гракхо.

– О! – воскликнул Десяткин. – Семейная реликвия!

– Точно, – откликнулся хозяин – храню как зеницу ока. А водка-то кончилась. – Он кивнул на бутылку.

– У меня в машине есть еще, – без особого энтузиазма сказал Валера.

– Можно сходить, – оживился старик. – А по дороге я продолжу свое повествование.

– Так вот, – продолжил он, шагая рядом с Валерой по все той же заросшей аллее. – Аполлонио вместе с Елагиным приехал сюда, в Чернотал. Не как слуга, я подчеркиваю, не как слуга, а как друг, напарник, а если угодно, и наставник. Времена, как ты знаешь, краевед, тогда были не простые. Сам понимаешь: интриги, наемные убийцы… Впрочем, об этом я уже говорил. Не мог же сидеть молодой красавец Елагин в здешней глуши. Определенно подался в столицу и прихватил с собой Аполлонио. А там – прежние друзья, лейб-гвардейцы. Многие уже достигли высочайших постов, иные, как и он сам, – на мели. Словом, втянулся в тамошнюю жизнь: заговоры, пиры, дуэли из-за красавиц… Это, что ли, твоя машинешка? – Аполлон Аполлонович с некоторым презрением взглянул на десяткинскую «копейку».

– Она, – ответил Валера. – Что, не нравится? Но ведь я и сам – маленький человек-человечек. Работник краеведческого музея. – Он достал из багажника бутылку, подкинул ее на ладони. Пить больше не хотелось, да и болтовня глупого старика тоже надоела. Начитался Пикуля, вот и фантазирует. Одно только пока неясно: откуда взялись шпоры? Надо бы все же разобраться…

Валера захлопнул багажник и хмуро глянул на Аполлона Аполлоновича.

– Давай трепись дальше, старик, – проговорил он.

– Я не понимаю твоего тона, краевед? – удивился старец. – Опять на «ты»?

– Но ведь мы уже выпили? – хмыкнул Валера.

– Но не на брудершафт же?! – возмутился Аполлон.

– Не пили, значит, и не будем, – пожал плечами Валера. – Прощайте, господин Гракхо, я уезжаю. Вижу, для краеведческой науки здесь нет ничего интересного.

– Как же?.. – всполошился старик. – Почему так скоро?

Видно было, что ему очень не хотелось отпускать неожиданного гостя.

– А вот так. – Десяткин глянул на часы. – Дело уже к вечеру, а мне нужно попасть домой еще сегодня. Надоело ночевать в степи.

– Так ты в поле останавливался?

– Ну да.

– А где именно? – заинтересовался старик.

– Тут недалеко, возле тополей…

Старик внимательно посмотрел на Валеру, но ничего не сказал.

– Вот если бы у тебя имелось что-нибудь стоящее, – закинул удочку Десяткин, – я мог бы приобрести отдельные вещи.

– Есть, конечно, есть, – оживился Аполлон Аполлонович. – Да что там приобресть? Так отдам. Только не уезжай. Скучно мне здесь. До одури скучно. Каждому новому человеку несказанно рад. Уж извини старика, если что не по-вашему.

– Пустяки, – снизошел Валера, – пойдем к дому.

– И бутылку не забудь.

– Как всегда, все упирается в бутылку, – усмехнулся Валера. – А еще потомок древних римлян. Ладно, пошли.

– Все, что я рассказал, – правда! – заявил Аполлон Аполлонович.

– Охотно верю, – отозвался Десяткин.

– Так вот, – обрадовался старик, решив, что его хотят слушать дальше. – Приехали они в Петербург…

– Да ладно, успокойся. Ты на самом деле кто?

– Последний потомок рода Гракхо. – Гракхо так Гракхо. Должность у тебя какая? Профессия? Почему здесь, в глуши, живете?

– Понимаешь, все мои предки служили камердинерами у Елагиных, я тебе не вру. В гражданскую, конечно, имение пустили на распыл. Елагины в большинстве погибли, а кто эмигрировал. Но наше семейство не поехало.

– А почему? – поинтересовался Валера. – Мог бы на родину предков махнуть.

– Отец, он тогда еще не был женат, двинул в город, пристроился сначала в москательной лавке приказчиком, потом, когда нэп кончился, работал продавцом, потом – директором магазина. Родились мы с братом… И вот, понимаешь, он постоянно рассказывал про Чернотал, и стало мне казаться, что это некий рай на земле. В Чернотале-то… Но сколько я отца ни просил, так ни разу мы сюда и не съездили, хотя жили недалеко. Больше всего отец боялся, что его узнают местные и сообщат в «чекушку». В НКВД, то есть. Я окончил в городе торговый техникум, брат – педагогический. Потом война. Воевал… Словом, жизнь прожита. И вот, на старости лет, я все-таки решил побывать в Чернотале. Помню, еще работал тогда. Приехал, лето было, прошел вот по этой аллее, где мы сейчас с тобой идем, и, ты веришь, сердце защемило, чуть не упал… Ни разу здесь не бывал, и вот такая реакция. Видимо, действительно существует генная память. Походил по развалинам. Один тлен. Но до чего привлекательно. Действительно, отдохновение души. Вот и решил: как на пенсию выйду, переберусь сюда. Жена у меня померла, дети разъехались, кто куда. Чего мне одному в городе.