Особняк покинутых холстов - Валерий Александрович Пушной
А звонок снова прорвало. Показалось, он не просто зазвонил — он заголосил, завопил, задребезжал. Лилия взорвалась, вскакивая на ноги:
— Я не знаю, что я тебе сделаю! — яростно бросилась в прихожую к входной двери. Сейчас она уже не помнила ни про картину, ни про ночь за окном, ни про прерванный сон. Ее захлестнуло неистовство. Подскочила к дверному полотну, точно готовая с маху снести дверь.
И в этот миг звонок стих, а у нее за спиной в гостиной вспыхнул свет. Он сквозь дверной проем облил девушку с ног до головы. Лилия оторопела от неожиданности, глядя на свою тень на входной двери. Почему свет? Она не включала. Мгновенно забыла о звонке. Резко развернулась лицом к распахнутой двери в гостиную. Сверкнула мысль: почему дверь распахнута, ведь она закрывала перед тем, как пойти спать? Впрочем, Лилия вообще всегда закрывала двери в комнаты. Не только перед сном. В глаза бил свет от яркой люстры. Горели все двенадцать лампочек. И опять блеснуло в голове: зачем горят все лампочки? Она редко включала их все — света было достаточно и от половины. На секунду сомкнула веки, пугающее предчувствие иголками прокололо мозг, девушка похолодела, вернее сказать, душа ушла в пятки. Затем медленно открыла глаза и пошла навстречу световому потоку.
Переступив порог гостиной, Лилия оцепенела. На стуле посреди комнаты сидела девушка с внешностью точь-в-точь похожей на нее, в наряде, который Лилия видела на картине.
— Ты кто? — Она очумело смотрела на незнакомку.
— Я — это ты, — ответила та.
— То есть как?
— Обыкновенно. Я — твое изображение с картины.
Несколько секунд длилось замешательство Лилии. Ее мозг не мог воспринять услышанного. Наконец с трудом из нее вырвалось:
— Но ты живая.
— Разумеется, — подтвердила та. — Удостоверься, дотронься до меня.
Совершенно ошалевшая, Лилия задержала дыхание, не двинулась, словно уперлась в тупик. Ее сознание никак не могло принять то, что она видела перед собой свой образ с картины, живой, разговаривающий с нею. Чуть отступила в прихожую, но так, чтобы при этом не выпускать из вида собеседницу, глянула на стену, где недавно висела картина, и не увидела ее. Ошарашенно раскрыла рот.
— Не веришь, что я твой портрет? — подала голос незнакомка. — Напрасно. Это так. Тебе придется поверить.
На лице Лилии было смятение:
— Я ничего не понимаю.
— Ты пройди в гостиную, сядь, — невозмутимо предложила девушка на стуле. — Так будет удобней разговаривать.
— Я в своей квартире, и сама решу, как мне удобнее! — Лилия точно вырывалась из непонятной западни.
— Я тоже тут живу и так же могу решать, кому что предложить, — уверенно парировала собеседница.
— Ты здесь живешь? — вспыхнула Лилия. Услышанное утверждение восприняла как грубую наглость, которой явно не ожидала. — Что ты себе позволяешь?!
— Ровно то, что и ты себе! — решительным тоном выдала та.
— Нет, вы посмотрите на эту хамку! — впилась в нее испепеляющим взглядом Лилия. — Она мне еще что-то диктует! Воровка! Где картина? — дыша жаром, повернулась лицом к голой стене.
— Повторяю: я с картины. Я твой портрет, — раздалось в ответ из гостиной.
Не отрывая глаз от того места на стене, где дотоле было полотно, Лилия машинально потянулась к выключателю. Нажала. В прихожей вспыхнул свет. И зыбкая внутренняя надежда на то, что, включив свет, она увидит холст, рухнула, растаяла. Холст не появился.
— Я схожу с ума, — едва слышно шепнула сама себе.
— Нет, ты вполне нормальная, — услыхала голос из комнаты. Однако Лилии почудилось, что он несся из нее самой, точно она сама сказала это себе. А голос звучал. — Да, ты нормальная. Впрочем, как и я. Зачем тебе нужна картина? Разве без рамы и холста я хуже? Посмотри внимательно.
— Как ты здесь очутилась? — с усилием выдавила Лилия. — Если ты с картины, то не можешь быть живой и разговаривать со мной. Ты мне мерещишься?
— Ничего подобного. Я такая, какой тебя видит Хаюрдо и какой ты сама с детства видишь себя. Вернее, мы с тобой, — поправила себя ее визави. — Твои корни не дают тебе покоя. Хаюрдо, надев на меня это платье, — скользнула небольшими ладонями по наряду, — показал эти корни тебе. А очутилась я в твоей квартире очень просто. Михаил помог тебе привезти меня из салона-магазина и повесить холст на стену в прихожей. С того момента я видела все, что происходило здесь. Однако висеть постоянно на стене — это унизительно для меня.
— Но картины создаются для того, чтобы их вешали на стены.
— Нет, — твердо отбила собеседница. — Мы не должны прозябать на стенах. В нас живые души. Мы храним образы и прошлое людей. В этом смысл наших жизней.
— Не морочь мне голову! — возмутилась Лилия. — Я тебя насквозь вижу.
— Если бы это было так, ты бы сейчас не задавала мне свои глупые вопросы, — упрекнула собеседница.
— Я? Глупые? — Лилию всю вывернуло от возмущения. Однако тут же она ощутила, как глубоко внутри нее стала формироваться уступчивость, которая подталкивала ее прекратить препирательства и пойти навстречу визави. Овладевало какое-то нарастающее чувство умиротворения. Избавиться от него было трудно. Оно захватило сознание целиком. Оживший образ с холста отчетливо и ярко заслонил все в глазах Лилии. Это был ее образ. От парика до носков обуви. Удивительно, но тут же перестал витать в воздухе вопрос: как могло произойти, что портрет ожил? Раз произошло — значит, так должно быть. Ведь этот портрет создан самим мэтром Хаюрдо. И все вдруг стало предельно ясно без лишних слов. Иначе быть не могло. Впредь не стоит удивляться, что картина ожила. Никакой загадки в этом нет. Обыкновенно. Так должно быть. Между тем возник новый вопрос: зачем? Ответа не находилось.
А девушка на стуле в этот момент шевельнулась, платье на ней зашуршало. И в сознании Лилии всплыл этот шелест, который она до того слышала в ночной тишине квартиры. На душе ощутимо стало легче. Теперь, вдруг раскрыв тайну ночного шуршания, она готова была полностью довериться своему образу с холста, созданному художником. Иначе говоря, своему портрету. Длинный, до пола подол платья с множеством складок снова прошелестел, тронутый носком обуви девушки на стуле. Прозвучал голос, ничем не отличавшийся от голоса Лилии:
— Я вижу, тебе хочется примерить на себя мой наряд.
— С чего ты взяла? — у Лилии замерло сердце.
— Чувствую.
По правде говоря, Лилия действительно была бы не прочь обрядиться в это платье и почувствовать себя придворной дамой. Вот только совсем не была уверена, что это убранство даст ей такие ощущения.
