До и После. Миражи (СИ) - Кросс Талани

Мальчика привела в общину тетка. Что случилось с родителями – оставалось загадкой. Мальчика приняли, да и тетку тоже. Вот только она была укушена, а с укушенными в общине разговор короткий. Процедура «прерывания перехода» проводится в тот же день. Для всеобщего блага.

«Каждому нужна семья, – опять возник в памяти голос Орифы, когда она спорила с Кишаном, – даже сейчас… возможно, особенно сейчас».

Орифа не хотела слушать аргументов в пользу того, что община и есть семья.

«Община общиной, друзья друзьями, семья семьей. Ты можешь подменять одно другим, но это как зашивать джинсы растворяющимися хирургическими нитками – нитки исчезнут, брешь останется».

Макс потер лицо и опять уставился на мальчика. Орифа хотела забрать пацана, но Кишан не позволил. А ведь с Орифой ему наверняка было бы лучше. Пацану нужна мать.

Макс вздохнул. Все решения, что он принимал в последнее время, начали казаться ошибочными. Все сыпалось, как карточный домик. Он лавировал, подстраивался, пытался все сделать лучше, но все рушилось снова и снова, будто фундамент для постройки изначально положили неправильно.

Из мыслей его вырвала Марин. Окликнула и махнула рукой, подзывая. Максу не хотелось никуда идти, хотелось просто сидеть и смотреть на детей: как они смеются, возятся в песке, бегают друг за другом, висят на турниках. Но Марин он отказать не мог.

***

Она попросила донести коробки, но как только они вошли на склад, прильнула к нему, обхватив со спины.

– Марин, – на выдохе прошептал Макс. Она не ответила, лишь сильнее к нему прижалась. Он положил свою руку на ее ладонь и попытался вывернуться из объятий.

Марин держала крепко.

– Ты же понимаешь, если нас заметят вот так, Дейл все узнает?

– Да наплевать…

– Марин, не надо… Так нельзя.

– Пф… а целовать меня тогда в машине было можно?

Макс не нашелся, что сказать, лишь крепче сжал ее ладонь, опять попытался развернуться. В этот раз она поддалась: выпустила его из объятий и сделала полшага назад.

Почему-то порыв Марин совсем не порадовал его, даже не польстил самолюбию. Она стояла рядом, но была бесконечно далека от него.

Он любил ее с детства. Да и как было не любить? Марин была отважной девочкой, на которую хотелось равняться. Смелой, честной, самой доброй в их шайке. Но она давно выросла, и Максу казалось, что лучшая ее часть осталась в прошлом.

Иногда, когда Марин улыбалась, он видел ее прежнюю, но таких моментов становилось все меньше.

«Не заглядывайся на прошлое – это опасно, – говорил он себе. – Если будешь вечно оборачиваться, рано или поздно споткнешься».

Давно нужно было признать, что той девочки больше нет. Есть только призрак, отдаленно похожий. И сейчас этот призрак в очередной раз всколыхнул еще не отмершие до конца чувства.

– Почему? – шепотом спросила она и, задрав голову, посмотрела ему прямо в глаза. – Это из-за того, что я постоянно спорю с Орифой?

– Нет, конечно, Марин. Это тут ни при чем.

– Тогда почему? Ты же любишь меня, я знаю.

Ему нечего было ответить.

– Зачем ты так? – с обидой в голосе спросила она. – Я же сама пришла к тебе.

Марин приблизилась, потянула к нему руки, но он отступил и поднял вверх свои. Самому показалось, что это не самый подходящий жест, он словно сдавался, но на самом деле хотел сказать: «Стой, не подходи».

Марин замерла, начала сверлить его взглядом, пыталась заглянуть куда-то глубоко, в самую душу, но Макс чувствовал – попытки тщетны.

Они стояли так близко, но при этом были как будто в разных вселенных. В детстве они смеялись над одним и тем же, вместе дурачились и шутили. Он понимал ее, видел ее красоту, не столько внешнюю – хоть она и была красавицей – сколько внутреннюю.

Но потом они изменились. Каждый из них. Тот день на мосту стал переломным. Они, словно лучи, прошедшие сквозь воду, – преломились, изменили направление. И им с Марин стало не по пути. Наверное, в тот день не только Кишан, все они стали калеками.

– Почему? – опять спросила она.

И что он должен был ей ответить? Что должен был сказать? «Потому что это неправильно?» Да… Это неправильно, но «неправильно» редко кого останавливает. «Потому что от любви остались лишь угольки?» Она сказала бы, что разожжет их вновь.

Самым честным было бы сказать, что это ничего не изменит. Это не излечит то, что болит, не заполнит то, что пустует. Это будет бессмысленно и в итоге принесет им всем только боль.

– Дейл мой друг, – заговорил наконец Макс. – А ты его девушка. Вы моя семья. Еще с детства.

– У нас с Дейлом не клеится… ты же знаешь, – почти с упреком сказала она. – Он…

– Марин, – Макс перебил ее, – тебе лучше поговорить об этом с ним. Не со мной. Я не решу ваших проблем. Тем более, таким образом.

– Я и не за этим к тебе пришла! Не будь ребенком!

Макс положил руки ей на плечи, она скривилась, увидев в этом жесте все то, что он в него вложил: все наставительное и покровительственное, а может, даже – скрытую попытку отстраниться. Он знал: если не отстранится, если даст слабину – все пропало. Его сердце уже давно ржавыми гвоздями приколочено к ее образу, и вот только недавно он начал один за другим их вытаскивать. Он пока еще был в ее власти, но очень надеялся, что она этого не почувствует. Ни один аргумент не сработает, если она усилит напор. Она чертовски красива и значит для него слишком много.

– Иди к Дейлу, – как можно тверже сказал Макс, – и поговори с ним. Ты пришла ко мне не потому, что я тебе нужен. Мы оба это знаем.

– Да нет же, ты неправ… – Она коснулась его щеки, провела пальцами по шее.

– Не надо, Марин… Я никогда не поступлю так ни с ним, ни с тобой.

– Но я же не против. А он… он заслужил это!

Макс выдохнул… слова не действовали. Отталкивать ее не хотелось, хотелось прижать к себе и спросить, что с ней случилось. Почему она стала такой колючей и жесткой? Но он не мог: сработал внутренний стопор, блокировка. Тогда в машине он поддался ее красоте. Повторять ошибку Макс не собирался.

– Подумай о том, кем ты станешь, кем стану я... – Он прервался, так нелепо все прозвучало. Он был уверен, что это не подействует. Но почему-то сработало. Марин убрала его руки со своих плеч и отстранилась.

– Когда ты стал таким... скучным?

Он ничего не ответил: это могло перерасти в ссору, а для ссоры, как и для танго, нужны двое.

Марин опять смотрела ему в глаза, будто пыталась найти в них, за что зацепиться. Но не нашла и разочарованно протянула:

– Таким ты мне не нравишься…

– Зато мне не будет стыдно смотреть в глаза своему отражению...

Она хмыкнула, развернулась и выпалила с вызовом и свысока:

– Ты такой же, каким и был! Все тот же бродячий пес, которого нельзя одомашнить.

***

Макс опустился на стул, стоящий между полок с продуктами, уперся локтями в колени и стал разглядывать свои руки. Смотрел на них, но видел лишь пустоту. Нужно было идти к Орифе, много чего решить, но сил подняться не было.

Он был доволен, что не поддался Марин. Его отец как-то сказал ему, что мужчина становится мужчиной не в тот момент, когда впервые спит с женщиной, а когда находит в себе силы ей отказать. И вот сейчас Макс справился с задачей. Он отказал красивой женщине, потому что знал – это станет очередной ошибкой в той череде промахов, которые он допустил в последнее время.

Макс гордился собой, несмотря на ехидный внутренний голосок, который нашептывал, что он идиот. Да еще все портила едва ощутимая резь в груди. Впрочем, Макс был готов, ведь давно понял: поступать правильно – приятно, хоть и больно. К тому же, если этого не делать, дальше будет еще больнее.

Глава 37 (ПОСЛЕ) Алое марево

«Трепло, долбанное трепло».

Когда Беркут сел за баранку, его словно прорвало. Какая-то дорожная магия пробила в нем дыру, и из него посыпалось.