Ольга Михайлова - Быть подлецом

— Так вы… никогда не любили? — ошеломлённо спросил Донован.

Бреннан усмехнулся.

— Ну, почему? Когда-то в юности влюблялся, но ничего великого в этом и вправду не было.

— Но мне показалось… — Донован смутился, — что вы любите сестру…

— Я предан ей и привязан к ней, — согласился Райан, лицо его подлинно осветилось изнутри.

— Но вам пора жениться…

— Пора, — снова согласился Бреннан, — надо приглядеть невесту.

— А…мисс Хэдфилд? — осторожно спросил Донован, наконец вспомнив, что хотел расспросить Райана. — Она мне показалась…

— Красивой? — насмешливо перебил Райан. Глаза его замерцали, точно огранённые изумруды.

— Ну… — Донован чуть растерялся, — это несколько драматичная и театральная красота, однако, в яркости ей не откажешь.

— Да, это верно, — усмехнулся Бреннан и поправил, — только не драматичная, а мелодраматичная.

— И вас она не пленяет?

Бреннан откинулся на стуле.

— Боюсь, что мисс Хэдфилд алчет именно той великой любви, от которой меня заговорили. А так как ей свойственно всё драматизировать, как вы точно подметили, — тонко улыбнулся Райан, — то подобный союз привёл бы только… — он опустил длинные ресницы, и на скулы его легла серая тень.

— К взаимному разочарованию? — решился продолжить его невысказанную мысль Донован.

Бреннан снова улыбнулся.

— Ну, чтобы разочароваться, нужно вначале… очароваться. А я не очень-то поддаюсь чарам. Скорее, этот брак просто свёл бы друг с другом абсолютно не нужных друг другу людей.

Несмотря на то, что Райан улыбался, слова эти звучали приговором надеждам мисс Хэдфилд.

— А каков ваш идеал женщины?

— Идеал? Идеал, идея, идол… — пробормотал Райан, — это все от греческого eidos, eidolon. «Вид, образ, видение… привидение…» Но я не верю в привидения.

— Но если вам не нравится мелодраматизм мисс Хэдфилд, то, может быть, легкость и игривость мисс Шарлотт… мне она напомнила котёнка.

— Мне тоже, — кивнул Райан, — но в моих апартаментах уже живёт котик по кличке Мерзавец. Так окрестил его мой камердинер Мэтью Лорример за пристрастие гадить за диванами, а вообще-то его зовут Премьером. Мне и с ним хлопот достаточно. Линяет мерзавец, портьеры рвёт и комод расцарапал.

Мистер Бреннан, надо было отдать ему должное, умел объяснять почти необъясняемое так, что, не сказав ничего определенного, расставлял все акценты весьма жестко, и вопросов у собеседника не оставалось. Донован вздохнул.

— Вам нелегко угодить…

Райан усмехнулся.

— А мне и не надо угождать, мистер Донован, совсем не надо.

— Наверное, глупо и спрашивать о бедняжке Кетти Ревелл? Но мне просто кажется, все девушки должны влюбляться в вас…

Бреннан улыбнулся.

— Почему?

— В вас — что-то завораживающее, впрочем, как в любой красоте…

— Ну, что вы… — Райан с неким укором покачал головой, — красота, конечно, изыск природы, но она, в общем-то, приедается. Как любой деликатес.

— А у мисс Кэтрин был роман? Мне показалось… мистер Хэдфилд…

Взгляд Бреннана посуровел.

— Не знаю. Поймите, любовные чувства — это не то, что каждый выставляет напоказ, как новый фрак или новую карету. Я иногда видел мистера Хэдфилда вместе с Кэтти, но ничего об их отношениях сказать не могу. Просто не знаю.

Тут, однако, их разговор снова прервали. Теперь в дверь просунулся мистер Джозеф Бреннан. Он был в домашнем халате и явно только что проснулся.

— Ты здесь? А я прошёлся по твоим комнатам — никого, — сонно пробормотал он, — хотел сходить на конюшню, да Бесс сказала, что ты с художником, — он с любопытством перелистал эскизы. — Да, хорош, ничего не скажешь, вылитый Ральф в юности. О, да тут и есть и законченное… — мистер Джозеф с интересом оглядел стоящие в углу готовые полотна — портреты Элизабет и Патрика Бреннанов. — Он внимательно рассмотрел их, и вдруг обратился к Доновану. — Странно, я замечал, что световой блик расположен наполовину на зрачке и наполовину на радужной, а вы рисуете только один блик в каждом глазу именно на радужной. Почему?

— Маленький обман — право художника, — улыбнулся Донован, подивившись наблюдательности мистера Джозефа Бреннана, — а вы тоже занимались живописью?

— Нет, с меня хватило и медицины, — рассмеялся Джозеф, — но живописи меня обучали. Как и музыке. Однако, судя по палитре, вы не любите широкую цветовую гамму? И пишете по серому грунту?

Донован удивлённо кивнул. Он подлинно применял небольшой подбор красок при живописи тела, но пользовался ими весьма умело. Изображение кожи было для него любимой художественной задачей. Поверх серой гризайли он выписывал лица лишь тремя красками: белой, черной и красной, причём с их помощью доводил живопись почти до полной законченности, которой недоставало лишь желтых тонов. Их он наносил лессировкой. Темные драпировки, волосы и второстепенные детали часто писал «alla prima».

Начав пользоваться белым грунтом, Донован покрывал его впоследствии прозрачным красным тоном, придающим живописи приятную теплоту, позднее пользовался красными грунтами, а потом заменил их грунтом нейтрального цвета, составленным из непрозрачных красок. На нём подолгу работал гризайлью, и притом пастозно. Чарльз вообще любил пасту красок и пользовался чаще грубозернистой тканью холста, так как зерно его и после продолжительного письма не закрывалось краской.

Донован объяснил это Джозефу Бреннану и, судя по вопросам, что тот задавал, он не был профаном. Но мистер Джозеф Бреннан сам ограничил своё любопытство:

— Однако вы бы заканчивали, ужин скоро.

— Да, осталось немного, — кивнул Чарльз.

— Может, продолжим завтра? — взмолился Райан Бреннан, и Донован вынужден был уступить.

Ужин прошёл тихо. Патрик Бреннан был в городе и не вернулся ещё в усадьбу. Миссис Бреннан не было, она неважно себя чувствовала. Её место пустовало. Но её деверь, несмотря на ночь, проведённую в конюшне, чувствовал себя, видимо, превосходно и не жаловался на аппетит. Его разговор с племянником был посвящён рождению первенца Кармен и возлагаемым на него надеждам.

Потом он снова заговорил с художником.

— Кстати, в Лондоне недавно выставляли Тинторетто. Вы видели?

Донован кивнул.

— Каким образом он рисует тела?

— Мне показалось, это наслоение толстого слоя светло-желтой краски, разведенной в совершенно прозрачном связующем веществе, на коричневый грунт. Там, где он хотел передать розовый тон кожи, в желтую охру примешана красная краска, вероятно, киноварь.

— Вы тоже пользуетесь киноварью?