Виталий Вавикин - Вендари. Книга третья

– Да.

– Алево жив?

– Когда я уходил, был жив.

Лана кивнула. Она не испытывала жалости или симпатии к Алево, но и не желала ему смерти. Он был просто старым, уставшим человеком. Может быть, есть шанс, что о поступке Алево узнают другие слуги и поступят так же… Что ж, уже неплохо…

– Не поступят, – заверил ее Эрбэнус.

– Ты снова читаешь мои мысли?

– Нет, но твои идеи буквально сочатся сквозь твою кожу.

Эрбэнус включил зажигание. Дом древнего и раненый слуга остались за спиной. На улицах небольшого города было тихо, если не считать редкой молодежи да полицейской машины, которая встретилась трижды, прежде чем Эрбэнус смог покинуть город. Они ехали не останавливаясь несколько часов, затем, в середине ночи, Эрбэнус попросил Лану вколоть древнему еще зараженной крови. Глаза Оллрика сверкали гневом. Лана подмигнула ему – сейчас было сложно представить это существо могущественным и опасным. Сейчас вендари вообще не вызывал никаких чувств, кроме жалости и, возможно, отвращения, если представлять себе, как долго он уже живет и скольких людей убил за все это время. И еще были тени. Тени древнего, которые шлейфом тянулись за машиной, не отставали, как бы ни гнал Эрбэнус, но и не догоняли, чувствуя свою беспомощность. Лишившись указаний плененного хозяина, они не знали, что делать.

– Не бойся их, – сказал Эрбэнус Лане. – Они не трогают зараженных людей. Обычно не трогают, если только хозяин не даст им прямого указания.

– А я и не боюсь, – сказала Лана.

Страха действительно не было. Дивный, сюрреалистичный сон продолжался, и казалось, конца ему не будет. Ничего не изменилось и после того, как они прибыли в Наследие. Для Ланы не изменилось, потому что подсознательно она ждала от этого места чего-то волшебного, особенного, а здесь был самый обыкновенный, крошечный, пыльный город, в центре которого находился исследовательский центр «Зеленый мир».

Эрбэнус оставил Лану в пустующем доме города, а сам отправился на встречу с Габриэлой, вспомнив лишь в последний момент о своем неисполненном поручение – уладить детали похищения доктора Накамуры. «Если Мать спросит меня об этом, то я не смогу соврать», – думал Эрбэнус, но Мать не спросила. Она была занята, и ему не удалось встретиться с ней.

– Как ты мог забыть о поручении? – отчитала его Лана, когда он вернулся к ней.

Ее кровь держала Оллрика парализованным, но Эрбэнус все равно предпочел сковать древнего цепями.

– Ты должен вернуться в Чикаго и уладить проблемы с Накамурой, – не отставала Лана. – Ты хочешь разгневать Габриэлу? И как тогда ты собираешься сказать ей о своем предательстве? О плененном вендари? Обо мне?

– Если Наследие почувствует древнего, то они убьют и его, и тебя.

– Я буду исправно накачивать его своей кровью, – пообещала Лана.

Эрбэнус молчал, невольно сравнивая ее с Клео Вудворт. Обе женщины были заражены. У каждой была своя странная, не совсем обычная история. Но их различия были такими яркими, сочными…

– Я вижу твои мысли, – сказала Лана.

Эрбэнус извинился. Он не знал, почему подобное случается. Возможно, он просто слишком сильно сблизился с этой женщиной. Он вспоминал Первенца и его слугу, которая состарилась и умерла за считаные дни. Согласно преданиям, Эмилиан был привязан к своей слуге. Эрбэнус пытался не сравнивать себя с Первенцем, но эти мысли были сильнее него. Особенно когда рядом Лана – эта странная, непонятная, иррациональная самка.

«Может быть, когда-нибудь настанет день, и вирус превратит всех людей в таких, как Клео Вудворт и Лана Зутерман?» – думал он по дороге в Чикаго. Странно, но эти люди нравились ему. Нравились не потому, что этому учила его Мать, а потому, что в них было что-то понятное, интересное. Возможно, виной всему была слишком близкая связь сознаний. Особенно с Ланой Зутерман. Он открылся ей, изучил ее. Их сознания приняли друг друга. Эрбэнус вспомнил своего друга Илира, который верил, что после смерти часть его сущности воскреснет в сыне Клео Вудворт. Тогда это казалось безумием, ересью, но сейчас Эрбэнус чувствовал, что начинает понимать друга. Если бы Лана могла выносить ребенка, как и Клео Вудворт, то Эрбэнус хотел бы возродиться после смерти в ее сыне. Подобные мысли были новыми и вызывали какое-то странное беспокойство. Что это было: действие поселившихся в сознание червей сомнения или же неизбежное взросление, когда личность растет в соответствии с обстоятельствами вокруг? А может, виной всему близость конца? Изучая мысли и воспоминания Ланы Зутерман, он проникся ими, почувствовал их и понял, насколько скоротечна его собственная жизнь? Сколько ему осталось? Два месяца? Три? Нет, Эрбэнус не боялся смерти, но…

– Что ты сделала со мной? – спросил он Лану Зутерман, когда вернулся из Чикаго. – Я встречался с родственниками Накамуры, видел его дочь, смотрел ей в глаза и…

– И завидовал доктору, потому что у него есть дочь? – спросила Лана, видя детали поездки Эрбэнуса в Чикаго, потому что мысли его и воспоминания извергались, как вулкан, который невозможно контролировать. – Иногда я тоже думаю об этом, – сказала Лана. – Оцениваю, переживаю, считаю, сколько лет мне осталось, чтобы создать потомство. – Теперь Лана изучала воспоминания Эрбэнуса касательно Клео Вудворт. Или это уже были ее собственные воспоминания, размышления?

– Думаешь, Илир поступил верно? – спросил Эрбэнус.

– Нет, – сказала Лана.

Эрбэнус помрачнел, но Лана тут же объяснила, что Илир не должен был оплодотворять Клео Вудворт силой.

– Она ведь не хотела этого, верно? – спросила Лана.

– Верно.

– Она и сейчас не хочет этого ребенка.

– Да.

– И ты думаешь, что это правильно?

– Я никогда не сделал бы ничего подобного.

– Я знаю. Вижу это в твоих мыслях.

– Значит, после смерти я просто исчезну?

– Ты не исчезнешь.

– Но… – Эрбэнус невольно заглянул в мысли Ланы, устав от громоздкости неповоротливых слов, которыми невозможно порой выразить чувства и желания. Мысли Ланы показались ему спутанными, сбитыми, но и в то же время кристально ясными, чистыми, как падающий с неба белый снег. Эрбэнус видел это еще подростком – единственная зима в его короткой, скоротечной жизни.

– Ты не исчезнешь, – снова услышал он голос Ланы, ее обещание, предложение.

Эрбэнус хотел что-то сказать еще, чувствовал, что должен сказать хоть что-то, но в мыслях он уже видел, что случится. Здесь и сейчас. На этой старой, пыльной кровати, которая уже успела пропитаться запахом Ланы, самки, манящим к себе сильнее, чем запах крови. Вдыхать его, чувствовать тепло ее тела, слышать удары ее сердца… Безумие. Безумие Илира. Эрбэнус чувствовал, как оно проникает в него. Но безумие было сладким, желанным.