Гай Смит - Неофит

На ее ягодицах были складки жира, на том месте, где ее трусики пытались удержать ее мощный зад, остался след от резинки; ее живот был в морщинах, словно зимнее яблоко. Груди слишком большие, бедра слишком толстые. Но это не имело значения сегодня ночью.

Он лег, почему-то не решаясь снять джинсы, чувствуя эрекцию. Он задрожал, когда она подошла к нему и стала расстегивать пуговицы на рубашке. Если бы она дотронулась до этого выступа, у него бы наступил оргазм, он уже еле терпел, но Харриэт была слишком опытной, чтобы испортить ему удовольствие.

Они лежали нагие, глядя в потолок. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но не мог найти нужных слов.

— Ты никогда раньше не был с женщиной, правда? — проговорила она неуверенно, боясь обидеть или смутить его.

— Нет, — выпалил он; ему было невыносимо признаться в том, что он девственник. — Я только один раз поцеловал девушку. Это была Салли Энн.

— У меня опыт большой. — Может быть, она решила, что ей следует все ему рассказать, не оставив никаких иллюзий. — Я лишилась девственности в пятнадцать, а в девятнадцать сделала аборт. Занималась проституцией, три раза привлекалась за приставание к мужчинам. Но вот уже больше года у меня никого не было.

Она нежно и многозначительно прикоснулась к нему, лаская всего, кроме этой пульсирующей розовой плоти, которая бы взорвалась, если бы она задержала на ней пальцы. Она целовала его нежно, медленно. Наконец она оказалась над ним, стоя на коленях, расставив бедра, позволяя смотреть на ту часть тела, которую Салли Энн никогда не показывала ему. Она опускалась на него, чтобы овладеть им, симулируя оргазм одновременно с его собственным, преждевременным.

А потом все начиналось снова, только медленнее; наставница не торопилась с обучением своего старательного ученика.

Джоби проснулся поздно. Яркое солнце, осеннее солнце заполнило комнату, ослепило его, когда он попытался открыть глаза, заставило его мгновенно все вспомнить. Чувство восторга переполняло его, он откинул простыни и, не веря глазам, уставился на мягкую, сжавшуюся плоть, которая не была больше девственной; он невольно дотронулся до нее, пытаясь вновь вызвать те чудесные, сводящие с ума ощущения. И только тогда он вспомнил, что Харриэт всю ночь была с ним в постели, а сейчас…

Ее не было.

Может быть, все это ему приснилось, еще одна фантазия; во всем виноваты эти причудливые тени в спальне, заставляющие его заниматься самоудовлетворением. Нет, все произошло на самом деле. Он опустил ноги на пол, схватил одежду, натянул ее дрожащими пальцами. Она, наверно, внизу, занимается обычным делом, готовит еду, как будто хочет этим вознаградить его, дать подольше поспать.

Он бросился к лестнице, споткнулся, чуть не упал; спустился в кухню, увидел открытую дверь чулана; стул, который подпирал засов, валялся на боку. Чудовище, раскрывшее свою пасть, источающее зловонное, ледяное дыхание.

Джоби отпрянул, чуть не закричал, попытался отвернуться, он не хотел видеть, что было там внутри.

— Харриэт… Харриэт… — Он шептал ее имя, озираясь по сторонам, но ее нигде не было. Его обдало холодным сквозняком, показавшимся ему дивным ароматом по сравнению с затхлым запахом из чулана. Джоби посмотрел на входную дверь, увидел, что она приоткрыта. Харриэт, должно быть, вышла, может, она и сейчас в саду, пошла за углем или за дровами под навес.

Он собрался с силами, пнул дверь чулана ногой, с грохотом закрыл ее. Дверь отскочила, снова начала было отворяться, но натолкнулась на его плечо, которое вернуло ее на место, а свободной рукой Джоби опустил засов. Только когда стул снова стоял на месте, плотно прищемив засов, он вздохнул свободно. Он весь взмок и дрожал. Ему нужно было найти Харриэт.

Ее не было в саду, и Джоби понял, что она не ходила к навесу — пустое ведро для угля висело на гвозде, как обычно. О, Господи, да где же она тогда?

Он заставил себя думать логически: она, вероятно, побежала к себе. Ведь она ничего не взяла с собой из вещей, только то, что на ней было. Ей же должно что-то понадобиться; через минуту-две она вернется.

Он подошел к полуразрушенной калитке, постоял там, украдкой поглядывая на улицу. Никого не было видно, как, впрочем, всегда в последнее время. Над высокими соснами слева виднелась крыша дома миссис Клэтт; из единственной его трубы не вился дым. Его это совершенно не касается — идет дым или нет, сказал он себе. Ему на это плевать.

В другой стороне, скрытой от его глаз, стоял дом Харриэт Блейк. Дом был довольно приличный, потому что его содержание оплачивалось церковью. Она, конечно, вот-вот появится, нагруженная чемоданами и большими сумками. Он побежит ей навстречу, чтобы помочь. Ты меня напугала, Харриэт, никогда больше не открывай дверцу чулана под лестницей. Никогда, ни в коем случае. Ты нужна мне, я без тебя не могу. Но ты не должна открывать эту дверь. Но Харриэт не появилась.

Прошло пять минут, но Джоби они показались часом. Он занервничал, облизнул сухие губы. Он пойдет и отыщет ее. Может быть, она разочаровалась в нем после прошлой ночи, просто бросила его. Нет, Харриэт, нет! Не оставляй меня одного с ними.

Он пошел быстрым шагом, побежал не обращая внимания на то, как отдергиваются шторы на окнах домов, как наблюдают за ним глаза, как они увидели, что он распахнул кованую железную калитку сада Харриэт Блейк, замедлил шаг на узкой садовой тропинке. Он знал, что она здесь, чувствовал это, ему приходилось сдерживать себя, чтобы не броситься в дом.

Входная дверь оказалась закрыта, и он постучал по ней костяшками пальцев, услышав, как его стук эхом отозвался внутри, пустой звук, от которого ему стало не по себе. Он прислушался, попытался представить дробь быстрых шагов по полу прихожей, попытался внушить себе это. Но за дверью стояла тишина. Может быть, она и не возвращалась сюда, а пошла в лавку или на почту. Он сейчас же отправится туда, и если ее там не будет… Больше она нигде не может находиться, только в лесу или в поле, на дороге, ведущей в город.

Джоби повернулся было уходить, но что-то удерживало его; это дурное предчувствие, которому он с недавних пор стал доверять, голосок внутри него прошептал: «Не уходи, она здесь». Если это так, то почему она не отзывается на стук? Или она рассердилась на него, может быть, он так оскорбил ее, что она убежала, бросила его? Не приближайся ко мне, Джоби, после прошлой ночи. Я не хочу тебя.

Он протянул руку, поднял щеколду, дверь мягко поддалась, открылась вовнутрь. Он снова почувствовал, что она там, и его тревога переросла в страх.

— Харриэт! — В этом хриплом шепоте он едва узнал свой собственный голос. — Харриэт, это я… Джоби.