Гай Смит - Неофит

Распакуй эти сумки, Джоби!

Нет, Салли Энн, не распакую. Я ухожу туда, где даже ты не сможешь найти меня.

Но ты не можешь уйти, пока не заглянешь на чердак. И в чулан.

Джоби вздрогнул, оглянулся. Тот старый стул все еще крепко поддерживал засов на двери чулана. Там ничего нет, только крысы. Крысы устраивали весь этот шум, а шепот — это шелест разорванных газет, когда Они жевали их. Ты бежишь от крыс. Избавься от них, и твой дом станет самым обычным, похожим на любой другой в деревне Хоуп.

Он встал, пошел к лестнице. Старая приставная лестница все еще стоит у стены, ее ступеньки покрыты толстым слоем пыли. Отодвинуть и установить ее — дело нескольких секунд, затем забраться по ней к квадратному люку в потолке, поднять дверцу и… Там, наверху, ничего нет, только крысы. Иди же, убедись в этом сам.

Он хотел этого, чтобы покончить со всем. Но он этого не сделал, потому что там могли быть не только крысы. Он должен поступить так: подхватить сумки, гитару и выйти вон. Идти, не оглядываясь, что бы ни случилось.

Но Джоби Тэррэт этого не сделал, потому что услышал вдруг звук шагов по садовой дорожке, шлепанье по грязи в том самом месте, где он убил и обезглавил кота миссис Клэтт. Кто-то замедлил шаг, остановился.

Он задержал дыхание, ожидая услышать, как щелкнет замок, как отворится дверь, скрежеща по полу. Привет, Элли, почему ты не в школе? Привет, Салли Энн, зачем ты пришла? Я как раз собирался уходить, мне некогда разговаривать.

Но вместо этого в дверь постучали, легкое постукивание костяшками пальцев, нерешительно, как будто тот, кто стоял за дверью, втайне надеялся, что его нет дома. Может быть, если он не отзовется, они уйдут; но тогда он никогда не узнает, кто это был и что им было нужно, точно так же, как он до конца жизни будет думать, что же там такое на чердаке.

Джоби показалось, что все внутренности у него сжались в комок, когда он шел к двери. Он внезапно заторопился, открыл дверь рывком, выглянул одновременно с любопытством и враждебностью, которые сменились неописуемым удивлением.

— Здравствуй, Джоби.

Он тупо кивнул, глядя на женщину на пороге. Коренастая фигура, похожа на грушу, в бесформенном вязанном свитере голубого цвета и в плотно облегающих брюках. Короткие темные волосы, недавно завитые, лицо круглое, с легким намеком на двойной подбородок. Ничего особенного, так себе, подумал он, отметив толстый слой косметики, скрывающий отдельные недостатки. Харриэт Блейк, конечно, не была чужой в деревне Хоуп, даже если она и являлась таковой в доме Джоби. Он продолжал смотреть на нее, чуть было не спросил: — Зачем ты пришла, Харриэт?

— Разве ты не собираешься пригласить меня в дом? — Она улыбнулась, показав ровные белые зубы; улыбка многое компенсировала во внешности Харриэт, она одна составляла ее обаяние.

— Конечно… — Он отошел в сторону, почувствовав запах дешевого мускуса, когда она протискивалась мимо него, посмотрел на нее сзади. Да, у нее определенно грушевидная фигура, брюки не могли скрыть ее большой зад, как ни старались; она ходила вперевалочку, а Салли Энн легко покачивала бедрами. Харриэт было за тридцать; точный ее возраст определить было трудно, но она, безусловно, не моложе тридцати; потрепанная, но изо всех сил старается это скрыть.

Джоби знал Харриэт всю свою жизнь, не столько лично, сколько со слов мальчишек в школе — как здесь, в Хоупе, так и в городской. Все знали Харриэт. Она подростком осталась сиротой, но продолжала жить в родительском доме в деревне, устроившись продавщицей в городе, чтобы заработать на жизнь, хотя люди поговаривали, что она гораздо больше зарабатывала, оставаясь вечерами в городе пару раз в неделю, чем работая в магазине. Хотя все это были лишь предположения и слухи. Конечно, она вела свободный образ жизни, на что в деревне смотрели косо, осуждая ее шепотом за закрытыми дверьми. У всех на памяти был тот вечер, когда констебль Уизерс предупредил Харриэт. Произошло это пять лет назад. В деревне устроили танцы, чтобы собрать деньги на ремонт церковной крыши; был также организован бар. Все шло прекрасно, пока Харриэт не напилась и не влезла на стулья, стоящие у стены зала. Она задрала юбку повыше и одарила собравшихся видом на свои новые кружевные трусики. Крики возмущения заглушили одобрительные возгласы любителей эротики, и даже если бы она выступила на бис, ей бы это могло сойти с рук. Но Харриэт винила три двойных джина и не намеревалась ограничиваться одним гвоздем программы.

Она вышла на середину танцевального зала; ее большие груди подпрыгивали, словно спелые плоды на сильном ветру; всем было ясно, что на ней не надет лифчик, верхняя пуговица блузки расстегнута, а если расстегнутся две другие…

Харриэт прямиком направилась к Джону Уоткинсу-Эвансу, богатому помещику, живущему неподалеку от деревни, который, по слухам, сделал щедрый взнос на ремонт церковной крыши. Она протиснулась между этим достойным джентльменом и его женой с поразительной проворностью, схватила его за руку и притянула к себе.

Некоторые в зале танцевали куик-степ, другие — джайв. Харриэт левой рукой прижала к себе партнера, а правой стала шарить по нижней части его тела. Несмотря на опьянение, она нашла застежку на его брюках, расстегнула ее, прежде чем он успел схватить ее за пальцы, запустила руку в открывшееся отверстие. Все в зале видели, что она вытащила, и это был второй гвоздь программы. Миссис Уоткинс-Эванс истерически завизжала, призывая на помощь полицию.

Харриэт отделалась предупреждением — в основном благодаря сочувствующим из деревни и полицейскому, которому не захотелось заниматься бумажной волокитой, необходимой для официального отчета. Он слишком хорошо помнил, как предыдущим летом Гэри Джоунз, сын местного фермера, продемонстрировал двум девушкам, путешествовавшим автостопом, свой инструмент в полной боевой готовности. Заявление следовало за заявлением, а Джоунз в конце концов отделался штрафом в 25 фунтов. И этот парень может опять устроить подобное, тогда как Харриэт может и остановиться. Тем не менее, всем запомнился тот знаменательный вечер, когда она ощупала Уоткинса-Эванса.

— Какая неожиданность. — Джоби испытывал неловкость, но не совсем такую, как когда Салли Энн впервые навестила его. Глядя на Харриэт, трудно было поверить этим сплетням. «Она согласна за фунт», — заявил как-то Джек Эдкинс, сын мясника (Джоби так никогда и не узнал, был это собственный опыт Джека или слухи). — А если по-быстрому, так и за 25 пенсов.

— Мне бы надо было раньше прийти. — Она посмотрела на упакованные сумки, но ничего не сказала. — Я подумала, что может быть, смогу тебе чем-то помочь. Ты слишком долго живешь один в деревне, Джоби.