Стивен Волк - Готика

— Проснись!

— Я не спала! Я не спала!

Я сначала вырвалась от него, затем бросилась к нему, обняв и глядя через его плечо на то место, где стояло существо. Шелли прижал мою голову к груди, гладил волосы, как он делал, когда успокаивал маленького Вильяма.

Но я слышала что-то. Я слышала. Мой голос дрожал — оно было за окном, смотрело на меня желтыми водянистыми глазами…

Шелли подошел к окну, медленно поднял газовую занавеску. За окном были только ночь и гроза.

— Сон…

— Ты не веришь мне.

— Ты знаешь, я верю всему. Всему кроме Бога.

— Господи! Не шути!

Он сел на кровать.

— За окном никого нет. — Он прижал меня к себе.

— А тот звук.

— Что?

— Разве ты не слышишь?

— Это просто дверь болтается на ветру.

— Почему?

Шелли вздохнул.

Окно скрипнуло, и ручка повернулась. Окно приоткрылось. Створка отошла на два дюйма. Занавески не давали окну открыться шире. Слушая шум грозы, бушевавшей за окном, я поняла, что буря на озере не стихает. Все мое тело дрожало, глаза были прикованы к окну.

— Я пойду и посмотрю. Это тебя устроит?

Я не ответила. Я вовсе не хотела, чтобы он смотрел. А если там был незваный гость или бродяга — тоне было бродягой — и ему придется встретиться лицом к лицу? Я помнила слова о его жене и сестре. Он мог остаться успокаивать меня, пока я боролась с кошмаром, или идти и доказать мне, что мои чувства обманули меня. В любом случае я буду жалеть, что он поступил так, а не иначе.

— Иди спать, — сказал он мягко.

Он подошел к окну и плотно закрыл створки, закрепив ручку, чтобы окно не открылось вновь. Он перекрестил комнату, улыбнулся мне у дверей и вышел из комнаты. Я слышала стихающий звук его шагов, — ммммммм…

— Мэри… — голос исходил из Клер. Я навалилась на нее, надеясь, что она проснется, но она все еще спала.

— Мэри…

Она оскалилась страшной улыбкой. Я дотронулась до ее холодной руки, чтобы успокоить ее, чтобы она почувствовала, что я рядом.

Внезапно она схватила мою руку и крепко сжала ее. Но издевательская улыбка до сих пор искривляла ее лицо. Я старалась притвориться, что она не причиняет мне боль. Она делала что-то во сне. И теперь я даже боялась будить ее. Я ждала.

Постепенно я разжала кулак, и она положила мою руку ладонью вниз на свой живот. Она держала ее там, улыбаясь.

— Ты чувствуешь его, — прошептала она. — Это его ребенок. Его! — я отдернула руку. Я словно сломала что-то в ней. Ее смех оборвался. Она замерла.

Шелли вышел на улицу. Разобранные части лодок валялись на берегу. Идя на звук, он побежал прямо к сараю, стоявшему на полпути к воде. Он уже мог видеть раскачиваемую ветром, болтающуюся на петлях дверь, вот и причина странного звука. Он вставил на место деревянный засов, закрывая дверь, и в этот момент увидел нечто движущееся. И вновь открыв дверь, вошел внутрь. Войдя, он увидел, что рыбацкий фонарь уже был зажжен, словно специально к его приходу.

Он поднял его на уровень своего лица, пытаясь осмотреть мрачное помещение.

Страх темноты гнал его назад, но любопытство взяло свое, и он тщательно обследовал сарай. Старая постройка представляла собой наспех сколоченную из рей конструкцию, которая и в лучшие-то дни была непрочна, а сейчас находилась в опасном состоянии. Озеро подточило его фундамент, и пол теперь покоился прямо на земле. Не удивительно, что он был покрыт пышной зеленой растительностью. Мох был виден даже на стенах. На одной из стен Шелли обнаружил овальный портрет прекрасной женщины, но лицо было затянуто грязью и грибком.

Шелли услышал шум. Он прозвучал как ворчание. Даже хрюканье. Шуршание. Шуршание оказалось звуком, издаваемым парусиной на ветру. Ничего.

Неожиданно он заметил блеск металла, подумал, что это игра света, однако, приглядевшись, увидел в углу металлическую повозку. Он подошел ближе и улыбнулся: внутри повозки сидел еще один андроид, похожий на куклу, играющую на клавесине, но одетую в подвенечное платье. По ее юбке бежал паук. Краска на ее щеках облупилась.

Шелли отошел от повозки. Он повернулся кругом. Что-то еще повернулось кругом. Фонарь вдруг вспыхнул и упал на землю.

В панике Шелли выбежал из сарая. Он пробежал несколько метров и попал в яму. Наступил на камни, острые, как старая кость. Он почувствовал сотни насекомых на своей коже. Сознание вот-вот готово было покинуть его. В ужасе он был почти парализован мыслью, что эта узкая невыносимая тюрьма станет его могилой.

Только последний, вызванный ужасом, спазм тела дал ему неожиданный прилив энергии. Он схватился за края ямы и нечеловеческим усилием выбросил себя на поверхность земли. Удар грома поразил его своей мощью. Что-то вышло из темноты, преследуя его.

Он побежал к ограде, пробираясь сквозь кустарник, перепрыгивал через клумбы с цветами, чувствуя, что длинная когтистая лапа находилась всего в нескольких дюймах от его спины… Как снаряд он летел в главный вход виллы Диодати. Существо уже было на нем, он знал об этом. Он молился Господу. Дверь открылась под его весом, и он упал на колени подле ног лорда Байрона.

Шелли прижался к нему, как испуганное дитя, боясь обернуться назад. В тот момент он чувствовал, что на его плече будет рука Демона, она вопьется в его плоть и вырвет его сердце. Он начал всхлипывать, потеряв контроль над собой, держась за Байрона.

— В чем дело? Кто-нибудь там есть, — спросил Байрон спокойно. — Ты видел кого-нибудь? Расскажи мне, что ты видел? Скажи мне!

— Оно здесь! Неужели ты не чувствуешь запах?

Шелли зажал ноздри руками.

— Запах могилы.

Байрон взял Шелли за плечи. Повернув его, чтобы тот посмотрел в ночь. Шелли вертел головой, сопротивляясь. Руки хозяина Диодати заставили его посмотреть на то, что преследовало его.

Ничего.

— Запах озера, — Поправил его Байрон.

— Нет…

— Да!

Шелли выглянул за дверь, встал под дождь, затем вернулся в зал. Его широко раскрытые глаза посмотрели на змееволосую голову медузы, свисающую из сжатой руки мраморного Персея. Он нервно проглотил слюну.

Байрон закрыл двери.

— Тебе необходим сон.

— Сон? Я могу спать только от опия! — кожа Шелли покрылась холодным потом. Грудь напряженно вздымалась и опускалась. Тошнота подкатилась к горлу.

— Тебе плохо?

— Плохо? Плохо!

Шелли засмеялся. Байрон слышал о его известной ипохондрии… Он проклинал глупость Шелли, презирал его за постоянные жалобы на воображаемые страхи и обостренность чувств, на расшатанные нервы. Но сейчас, когда он смотрел на него видел, что это правда.