Юрий Нестеренко - Черная Топь

Как и ожидал подсознательно Сергей, комната девушки выглядела уютней, чем апартаменты ее отца. Помещение Лыткарева казалось каким-то нежилым: слишком много пустого пространства, голый стол, голые стены, строгие ряды академических изданий в шкафу. Жилище Лиды было меньше, и уже одно это создавало совсем иное ощущение — не пространства, а убранства, хотя меблировка не отличалась особым богатством: у левой стены — узкая металлическая кровать с неполированной тумбочкой в изголовье, у правой — ближе к окну небольшой стол с прибитыми над ним двумя книжными полками, а ближе к двери — трехдверный платяной шкаф, плюс один стул, придвинутый к столу, а другой — у стены рядом с тумбочкой; вот, собственно, и все. Однако на стене между полками и шкафом задорно тикали ходики, чей циферблат изображал забавную усатую физиономию, с каждым тик-таком поводившую глазами влево-вправо, стол был накрыт цветастой клеенкой, на которой стояли какие-то вырезанные из дерева безделушки и лежала раскрытая книга, на тумбочке, покрытой вышитой салфеткой, стояла фотография в украшенной резьбой деревянной рамке. Сергей взял фотографию в руки. Черно-белый снимок изображал счастливую семью — мужа, жену и между ними девочку лет тринадцати в венке из одуванчиков, которая весело хохотала, обнимая за плечи родителей, улыбавшихся дочке и друг другу. Не требовалось проницательности Шерлока Холмса, чтобы понять, кого изображает фото. Судя по возрасту Лиды, снимок был сделан лет пять назад; Лыткарев, однако, выглядел на нем моложе лет на пятнадцать. Как видно, смерть жены сильно подкосила его.

Дверца тумбочки легко открылась; внутри оказалась всякая женская дребедень, включая и полупустой флакон советских еще духов, которые унюхал Алекс. Сергей совершенно не разбирался в подобного рода вещах, однако с удивлением отметил, что Лида, очевидно, пользуется косметикой. По ее облику это не было заметно. Выходит, связи Игнатьева с внешним миром все же не столь призрачны, раз здесь можно достать столь необязательные предметы.

Больше в тумбочке ничего не было, к разочарованию Коржухина; он надеялся обнаружить что-нибудь вроде дневника. Его не особо смущала мысль, что он роется без спроса в чужих вещах: во-первых, в городе творилось нечто странное и, весьма вероятно, опасное, так что не до условностей, а во-вторых… во-вторых он был просто любопытен. Сергей лукавил, говоря Алексу, что романтические тайны его не интересуют; он был достаточно рассудителен, чтобы не впутываться ради них в неприятности специально, но раз уж все равно впутался…

Он подошел к столу и поднял книгу, почти уверенный, что это окажется какая-нибудь муть про любовь. Удерживая пальцем раскрытые страницы, перевернул обложкой к себе. Эдгар Алан По. Однако. Книга, разумеется, была старой, изданной в 1960 году. Наследие оттепели, стало быть — вряд ли ненужные советскому человеку упаднические буржуазные ужастики издавались при Сталине… Лида читала «Маску Красной Смерти». Сергей хорошо помнил этот рассказ. Впервые он прочитал его в возрасте 11 лет, вечером один в пустой квартире. Родители ушли в театр, а старший брат, член астрономического кружка, был в Ленинграде — тогда это был еще Ленинград — на конференции школьных научных обществ. И вот Сережа, усевшись на диван и включив бра — ибо уже темнело — читал о замке, где посреди умирающей от страшной эпидемии страны веселились гости принца Просперо, о жуткой черной комнате, где гулко били часы эбенового дерева, наполняя страхом сердца самых рассудительных, и о безмолвной фигуре в саване и маске мертвеца, появившейся неизвестно откуда ровно в полночь, с последним ударом часов, и размеренной поступью движущейся между пятящимися от ужаса гостями… «Раздался пронзительный крик, и кинжал, блеснув, упал на траурный ковер, на котором спустя мгновение распростерлось мертвое тело принца. Тогда, призвав на помощь все мужество отчаяния, толпа пирующих кинулась в черную комнату. Но едва они схватили зловещую фигуру, застывшую во весь рост в тени часов, как почувствовали, к невыразимому своему ужасу, что под саваном и жуткой маской, которые они в исступлении пытались сорвать, ничего нет…» Сережа обладал живым воображением, и ужас, охвативший его, лишь ненамного уступал ужасу гибнущих придворных. Ему показалось, что в соседней комнате что-то скрипнуло; складки занавески на окне словно обрисовывали стоявшую за ней фигуру; к тому же в сети скакнуло напряжение, и бра стало светить тусклее… Все оставшееся время до прихода родителей Сережа провел, забившись с головой под одеяло, сжавшись в комок и закрыв глаза. Ни до, ни тем более после ни одно произведение не вызывало у него такого безраздельного ужаса. Конечно, сейчас вспоминать об этом было смешно, но тогда…

Но в чем Сергей был уверен, так это в том, что он бы никому не позволил оторвать себя от чтения подобной вещи на середине. Тем паче что рассказ невелик, и другие дела могут немного подождать. Значит, или Лида в действительности не любит литературу ужасов и читала По только от скуки — что было весьма вероятно — или же, черт побери, Алекс действительно успел ей понравиться. Что ж, в нынешних обстоятельствах это, пожалуй, и не худший вариант…

У стола не было ящиков, так что больше здесь осматривать было практически нечего. Сергей поднял и повертел перед глазами деревянную фигурку медведя на задних лапах. Это явно не был покупной сувенир; вероятно, в свое время резьбой по дереву увлекался сам Николай Кондратьевич. «Впрочем, почему бы и не Лида?» — подумал Сергей, ставя медведя на место. Он уже собирался заглянуть для очистки совести в шкаф, но тут со стороны сеней донесся какой-то грохот и вопль Алекса: «Уййя!»

Коржухин опрометью бросился из комнаты Лиды. В первое мгновение его занимала лишь мысль о том, успеет ли он добежать до двери отведенной им комнаты, прежде чем появятся хозяева. Он успел — и, не останавливаясь, выскочил на крыльцо.

Там он застал следующую картину. Хичхайкер сидел на ступеньках, вытянув правую ногу, согнув левую и обнимая ладонями лодыжку этой последней. Перед ним, на земле у крыльца, сидела на корточках Лида, и выражение лица у нее было встревоженное. От калитки к этой парочке быстро шагал Лыткарев.

— Что случилось? — спросил Сергей.

— Нога, блин! — ответил Алекс страдальческим тоном. — Оступился…

Внезапно по ноткам неподдельной боли в его голосе Коржухин понял, что это — не спектакль, разыгранный с целью предупредить его. То есть, возможно, изначально это и был спектакль, но Алекс, бросившийся в дом, действительно споткнулся на крыльце и повредил ногу.

Подошедший Лыткарев тоже опустился на корточки, решив, как видно, не расследовать, случайно ли его дочь и постоялец оказались рядом.