Том Маккарти - Когда я был настоящим

Еще я подумал, не последовать ли мне числовой системе: начав с нулевой отметки, свернуть в первую улицу направо, потом во вторую налево, в третью направо, в четвертую налево и так далее. Система, разумеется, может быть гораздо сложнее: можно ввести дроби, алгебру, дифференциалы и бог знает что еще. Или же можно разработать соответствующий процесс с помощью алфавита: пойти по первой из попавшихся мне улиц, название которой начинается на «a», идти дальше, пока не встречу «b», «c» и т. д. Или можно применить к алфавитному процессу числовые принципы: начать с улицы, начинающейся на «a», затем продвинуться вперед по алфавиту на количество букв, равное тому, что содержится в названии улицы, и найти ближайшую улицу, название которой начинается с этой новой буквы. Или можно…

В разгар моих размышлений зазвонил телефон. Это оказался Мэттью Янгер.

— Как ваши дела? — спросил он.

— Хорошо. Ищу дом. Что вы имели в виду под «срезать верхушку»?

— А! — прогудел в ответ его голос в трубке, добравшись до меня по проводам. — «Срезать верхушку» — это когда ваши акции конкретной компании ревальвируются — поднимаются, — и вы срезаете прибыль путем их частичной продажи, пока стоимость вложения не придет в соответствие с начальной стоимостью в момент покупки.

— А зачем это нужно? — спросил я.

— Для того, — объяснил он, — чтобы инвестировать деньги, полученные за счет срезания верхушки, в другую компанию, тем самым диверсицировав ваши вложения. Ваши акции технологических и телекоммуникационных компаний, которые мы недавно отобрали, уже поднялись в целом на десять процентов за неделю с небольшим — потрясающий результат. Я понимаю, вы цените эти два сектора выше других, но при всем при том я подумал: если срезать верхушку, эти десять процентов, мы могли бы инвестировать их в какой-нибудь другой сектор, при этом нисколько не поступившись вашей приверженностью технологии и теле…

— Нет, — сказал я ему. — Оставьте все как есть.

На том конце наступила пауза. Я представил себе его офис: полированный стол красного дерева, стены с панелями и потолок с карнизами, портреты недужных богатых мужчин. Через некоторое время он заговорил снова:

— Ясно. Вас понял. Я ведь просто новостями поделиться, внести предложение; а решение целиком за вами.

— Да.

Я повесил трубку и вернулся к обдумыванию иррациональных подходов к поискам моего дома. К полудню удалось придумать столько, что половина вылетела из головы. После обеда я понял, что, как ни крути, ни один из них не сработает — по той простой причине, что методическое воплощение в жизнь любого из них перечеркнет его иррациональную ценность. Чувствуя подступающее головокружение и одновременно раздражаясь, я решил, что единственный вариант — выйти из квартиры вообще безо всякого плана в голове, просто походить вокруг и посмотреть, что произойдет.

Я вышел из квартиры, прошел по перпендикулярной улице мимо своей поцарапанной «Фиесты», потом повернул в бывшую зону осады, миновал шиномонтаж и кафе, затем телефонную будку, из которой звонил Марку Добенэ. Дошел до центра Брикстона, до развязки с разметкой между зданием администрации и «Ритци». Обычно в этом месте я поворачивал направо к метро, но сегодня пошел дальше по направлению к улице Дэвида Симпсона. Не знаю, почему — просто захотелось пойти дальше. Все люди Наза работали на северном берегу; любой район на юге был далеко за пределами официального радиуса поисков, а потому представлял собой более плодотворную почву. Если человек знает, что его ищут в определенном месте, он находит себе другое место и прячется там.

Я пошел по направлению к Платон-роуд, но, не дойдя, нырнул в параллельную ей улицу. Если снова пойти прямо туда, рассудил я, можно вызвать короткое замыкание. Я повернул направо, потом для компенсации повернул налево. Потом проскочил было поворот направо, но все-таки вернулся и пошел тем путем. Мне встретились какие-то люди, укладывавшие кабель под мостовой, и я на время остановился за ними понаблюдать. Они соединяли првода — синие, красные и зеленые — друг с другом, налаживая связь. Я наблюдал за ними, поглощенный этой картиной. Они знали, что я наблюдаю, но мне было все равно. Имея восемь с половиной миллионов фунтов, я мог делать, что хотел. Им, кажется, тоже было все равно — вероятно, в том, как я наблюдал, чувствовалось почтение. Для меня они были брахманами, не знающими себе равных. Больше, чем брахманами — богами, прокладывающими мировую проводку с тем, чтобы укрыть ее от посторонних глаз, ее маршруты, ее соединения. Я наблюдал за ними целую вечность, потом с трудом пошел прочь, изо всех сил сосредотачиваясь на каждой мышце, на каждом суставе.

Чуть позже я нашел беговую дорожку. Она была запрятана в лабиринт улочек и обнесена зеленой проволочной сеткой. Внутри первой ограды имелась вторая — она окружала прекрасную зеленую асфальтовую площадку. Площадка предназначалась для различных целей, раскроенная, нарезанная на куски всевозможными линиями разметки: полукругами, кругами, прямоугольниками, дугами — желтого, красного и белого цветов. Мне она виделась прекрасной, но любому другому показалась бы жалкой и запущенной. На обоих концах площадки стояли развалившиеся клетки поменьше — пара футбольных ворот. Между зарешеченной площадкой и зеленой внешней оградой проходила красная дорожка. Дорожки, которые я видел в коме, были похожи на эту: красные, с белыми линиями разметки. Со столбов рядом с дорожкой свисала парочка громкоговорителей; похоже, они больше не использовались и, вероятно, не работали. Я стоял, прислонившись к зеленой ограде, глядя внутрь и размышляя о репортажах, которые мне приходилось вести, пока я был в коме. Задумавшись, я простоял сколько-то времени, потом повернулся — и увидел мой дом.

Это был точно он, мой дом. Я понял это мгновенно. Большое жилое здание высотой в семь этажей. Довольно старое — возможно, конец девятнадцатого — начало двадцатого века. Цвета оно было грязно-кремового. Белесого. Я подошел к нему под непривычным углом, сбоку, но видно было, что там есть большие белые окна и черные водостоки, и балконы с растениями. Эти окна, водостоки и балконы шли, повторяясь, по всему боковому фасаду — высокий и величественный, тянулся он за стеной, скрываясь за поворотом. О, это определенно был мой дом!

Здание окружал двор, нечто вроде садика, но меня от него отделяла стена. Передо мной была железная боковая дверь. Я попробовал войти — она оказалась заперта. Дверь была из тех, что оснащены кодовым замком и видеокамерой наблюдения сверху. Я вышел из поля зрения камеры и стал ждать, не пройдет ли кто. Никто не проходил. Через некоторое время я, обогнув стадион, прошел под железнодорожным мостом и приблизился к дому со стороны парадного.