Алексей Атеев - Тьма

– Сказано апостолом Павлом: «Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления» [6].

– Да я никого и не обольщаю, – отозвался человек в джинсовом костюме. – Я просто пытаюсь выяснить: тверды ли вы в вере?

– Интересно, каким же образом вы хотите в этом удостовериться?

– Например: явите чудо.

Отец Владимир от души рассмеялся. Ему все стало понятно. Первое впечатление оказалось верным. Никакой это не проверяющий, а обыкновенный алкоголик, нахватавшийся верхушек, как многие в наше время. Какой же ревизор будет во всеуслышание толковать о чудесах. Отсмеявшись, батюшка громко и проникновенно возгласил:

– Молодой человек, я отнюдь не чудотворец, а служитель культа. Чудеса, видите ли, не входят в мои обязанности.

– Но если вы по-настоящему верите, а не втираете нам очки, то уж одно самое маленькое чудо соорудить сможете, – не отставал человек в джинсовом костюме. – Ведь вера, как вы знаете, горами движет.

«Наглеца нужно осадить, – решил отец Владимир. – А то вон прихожане уже резвиться начинают».

Действительно, некоторых молящихся, из тех, кто помоложе, обуяло нездоровое веселье, отнюдь не уместное в храме. Они озирались то на вновь прибывших, то на батюшку, улыбались и вообще скалили зубы. Чувствовалось: дискуссия занимает их куда больше, чем служба. Певшие на клиросе ребятишки веселились вовсю: толкались, возились, шмыгали носами.

– Знаете что, – сказал отец Владимир со всей строгостью, на которую только был способен. – Давайте прекратим наш спор. Вы мне мешаете! Прошу вас удалиться! В противном случае, я вызову милицию. – Тут поп узрел за спиной у джинсового малого майора Плацекина и вновь неприятно удивился. Только он хотел звать правоохранительные органы, а они тут как тут. Что бы это могло значить?

– А вот я могу чудеса творить, – неожиданно вмешался в разговор Картошкин. Народ в церкви захихикал.

«Теперь и этот!..» – отец Владимир еле сдерживался.

– Ну, давай демонстрируй… – он хотел добавить «придурок», но в последний момент удержался.

Толик подошел к иконе святого Пантелеймона, перед которой теплилось несколько свечек. Он встал перед иконой, упер в нее взор и обхватил голову руками.

Смешки прекратились. В церкви воцарилась напряженная тишина. Сама атмосфера, казалось, сгустилась и стала осязаемой. Слышно было, как потрескивают фитили свечей. Неожиданно одна свечка заколебалась, потом оторвалась от аналоя и поднялась в воздух. Она повисла над головой Толика. Синий огонек трепетал в потоке воздуха, но не гас.

Громкий выдох десятков ртов стал ответом этому явлению.

Свеча висела между отцом Владимиром и Картошкиным безо всякой опоры.

Поп, вытаращив глаза, взирал то на свечу, то на Картошкина, не в силах вымолвить ни слова.

– Фокус, – наконец еле слышно произнес он, однако человек в джинсовом костюме расслышал.

– А сейчас тоже фокус?! – громко спросил он и взмахнул руками.

Остальные свечи тоже взмыли в воздух и висели где-то под куполом, мерцая словно звездочки.

– Тоже, – произнес отец Владимир, хотя и с некоторым сомнением. – Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

– Вполне исчерпывающее объяснение, – хмыкнул человек в джинсовом костюме. – Ну хорошо… Тогда завершим наше выступление еще одним фокусом. Последним. – И он вновь сделал тот же жест.

Вначале как будто ничего не произошло, но очень скоро отец Владимир длинно и тоненько завизжал, как молочный поросенок-несмышленыш. Внимание публики переключилось на него, и тут все увидели: поп уже не стоит у алтаря, а медленно поднимается в воздух. Вначале он оторвался от пола всего на несколько сантиметров, но с каждой минутой возносился все выше и выше. Присутствующие в церкви, несмотря на полумрак, отчетливо видели, как поп судорожно болтает торчащими из-под рясы ногами, обутыми в модные кроссовки «Reebok».

Чем выше поднимался отец Владимир, тем все более мелодичные звуки он издавал. Если вначале они напоминали поросячий визг, то постепенно перешли в подобие птичьего щебета, даже скорее орлиного клекота. При этом физиономия отца Владимира потеряла всякое осмысленное выражение. Глаза вылезли из орбит и блуждали как у безумного, полные щеки тряслись… Наконец поп вознесся метра на три и остановился. Присутствующие, вытаращив глаза, благоговейно взирали на болтавшегося в воздухе. Отец Владимир словно плавал в невесомости. Вокруг его головы порхали зажженные свечи, образуя нимб. Ряса развевалась.

– Снимите меня отсюда, – наконец изрек он нечто членораздельное.

Но Шурик и его приспешники уже потеряли к попу всякий интерес. Они повернулись. Толпа, подпиравшая их сзади, поспешно расступилась, и чудотворцы неторопливо вышли из церкви. Лишь мамаша Картошкина замешкалась. Она продолжала смотреть на подвешенного и, похоже, о чем-то размышляла.

– Умоляю, снимите! – рыдал поп. – Помогите хоть кто-нибудь. Ради Христа окажите помощь!

И тут мамаша Картошкина тоже совершила чудо. Она перекрестила отца Владимира, и тот медленно и неуверенно опустился на земную твердь.

5

А что касается Нострадамуса… На этот счет у меня имеется собственная точка зрения. Я полагаю: данная фигура – собирательный образ. То есть Нострадамус, как историческая личность, безусловно, существовал. Однако приписываемые ему предсказания созданы вовсе не им. Вернее, не только им. Нострадамус жил в шестнадцатом веке и был в первую очередь врачом, а уж потом астрологом. Предсказаниями он увлекся во второй половине своей жизни и, будучи человеком практичным, в 1550 году выпустил их сборник или альманах, тут же ставший весьма популярным. Альманахи с его пророчествами стали регулярно печатать вплоть до его смерти. А после нее издание альманахов и календарей продолжил его ученик Шавиньи.

Шавиньи утверждал, что все предсказания, опубликованные после смерти Нострадамуса, сделаны им при жизни, но только сейчас предаются огласке. На самом же деле Шавиньи, зная, что предсказания пользуются весьма большим успехом, и стараясь сохранить спрос, создавал своего рода компиляции, составляя альманахи и календари частично из писаний Нострадамуса, а частично из собственных опусов, которые он выдавал за откровения своего учителя. В позднейшее время почти каждый издатель «Пророчеств Нострадамуса» добавлял туда что-нибудь свое. Сейчас уже не отличишь, что из предсказаний принадлежит именно Мэтру и что явилось плодами творчества последующих авторов. Вот если бы сравнить оригиналы, писаные рукой Нострадамуса, с современными текстами! Но, как известно, рукописи Мэтра не сохранились. Хотя поговаривают, кое-что имеется в архивах Ватикана. Однако это только легенды. Словом, сам черт сегодня не разберет, что там подлинное, а что фальшивка.