Джон Маркс - Страна клыков и когтей

В действительности вышло иначе. Прежде чем атаковать дверь, я решила тщательнее осмотреть помещение. Мое внимание привлекли бутылки в баре. Подмигивая, манил «джеймисон». Если мои усилия пойдут прахом, сяду на турецкий ковер и залью свое горе виски. Но до такого я пока не дошла. Саднили оцарапанные о кору колени, я понимала, что моя жизнь не стоит ломаного гроша, но сердце переполняла бесшабашная решимость. Впервые мне открылось истинное устройство мира. Я знала, что, вероятно, скоро умру, знала, что не хочу умирать и буду бороться за жизнь. Я отвернула пробку «джеймисона». Бутылка давно стояла открытой, но на запах ничего. Наверное, принадлежала еще какому-нибудь «гостю» Торгу, и я мысленно выпила за эту потерянную душу.

В стеклянные окна пентхауса било серебром солнце. Глядя за окна на еловый лес, я с бутылкой в руках обошла комнату по периметру. Там, где зеленые от хвои горы обрывались в пропасть, передо мной в серой дымке открылась трансильванская равнина. Я поняла, что достигла северного конца.

Лишь в одном углу комнаты не было окон, и раньше я не удосужилась в него заглянуть, поэтому решила исправить упущение сейчас. Примерно через час я наткнулась на новенький, ни к чему не подключенный автомат для льда. «Ага», — подумала я, вспоминая ведерко вчера вечером. И еще кое-что в устройстве привлекло мое внимание. Оно никак не подходило к этому собранию антиквариата. Как и положено, у автомата имелся совок, но я была уверена, что в него не упало ни одного кубика льда. Достаточно было понюхать, чтобы уловить отсутствие влаги. Пахло чистейшей, незапятнанной сталью.

Разыскивая, куда бы подключить автомат, я наткнулась на пожарную лестницу, ведущую на нижние этажи, и даже умудрилась чуть ее приоткрыть.

Как мне описать запахи, лишь отдаленно сравнимые с самым примитивным клозетом летнего лагеря? Лестница за автоматом для льда уводила во тьму, воняющую пожаром, экскрементами и бойней. Так вот как Торгу попадал в пентхаус, когда бесшумно приносил мне завтрак. Вот как он следил за своими постояльцами, сам оставаясь невидимым. Автомат для льда совершенно скрывал проход.

В любых других обстоятельствах я придвинула бы его назад к стене и забаррикадировала мебелью, лишь бы спастись от запахов. Но не сейчас. Это же он — мой шанс! Это же путь к спасению. Единственная альтернатива — попытаться разломать запертую дверь — лишь выдаст мое намерение тем, кто притаился внизу.

Я вознесла молитву богу, в которого не верила, и просила лишь о мужестве. Выудив из сумочки распятие Клемми, я повесила его себе на шею. Автомат для льда весил не слишком много, и я без труда его отодвинула. Мне хотелось, чтобы свет из пентхауса ложился на ступени. Тогда хотя бы поначалу я увижу, куда иду.

Опустившись на колени у порога, я передохнула, оценивая обстановку. Я вспомнила план этажей, какие видела из патерностера, и прикинула, где именно нахожусь. Я на самом верхнем этаже, в восточной оконечности здания. В западной находится запертая дверь и патерностер — самый быстрый путь вниз. Подо мной, надо полагать, этаж, похожий на выгоревшие, то есть длинные коридоры, в которые выходят различные номера. Значит, если спуститься туда и добраться до центрального коридора, можно просто дойти до патерностера и на нем спуститься в вестибюль. Такой план основывался на уйме догадок: что по лестнице я попаду на нижний этаж, что на этом этаже я найду коридор и что патерностер будет в рабочем состоянии.

Я испытующе заглянула в черный провал. Ступеньки заканчивались площадкой. Я увидела бетонные стены с облупившейся краской, дальше все скрывалось в тенях. Сумочку я повесила на плечо. Нет никаких братьев-греков. Их выдумал Торгу. Иначе вчера я бы их увидела. И все же я медлила переступить порог. В первый свой подъем на патерностере я заметила бледную руку — или мне так показалось. Осторожно спустившись на пару ступенек, я перегнулась через перила посмотреть в лестничный проем. Я искала хотя бы какие-то признаки жизни, но тщетно. Где-то капала вода. О стены отеля бился со стонами ветер, кружил рекой шума. Мне показалось, я услышала слабое позвякивание стекла. Сон разума рождает чудовищ, но сейчас мой разум проснулся: даже если поблизости бродят два грека, они всего лишь прислуга, которая готовит еду и выполняет поручения Торгу.

Шаг за шагом я заставляла себя спускаться по ступеням. На первой площадке солнечный свет оборвался. Я сделала шаг за черту света и тут же отпрянула. Дальше царила кромешная тьма. Лестница обрывалась, как место у берега, где за пологим дном вдруг разверзается бездна. Я вытянула руку в темноту. Опустила ее на перила. Что, если я оступлюсь и упаду? Что, если лестница выгорела и на месте ступенек пустота? Далеко внизу лежал источник вони. Она была такой сильной, что, казалось, ее можно потрогать руками. Она была такой мерзкой, словно внизу прорвало канализационную трубу или не засыпали землей свежую могилу.

Я оглянулась через плечо на освещенные ступени. Вскоре свет поблекнет. Я боролась с паникой и расходившимися нервами. Правой рукой я цеплялась за перила, в левой сжала ремень сумочки на плече и вобрала голову в плечи, словно вступала в логово гигантского зверя. Стоило мне покинуть освещенную площадку, мои глаза стали привыкать в темноте. Я подождала, давая им побольше времени, и вот уже смогла разглядеть площадки, одна за другой уходившие в черный провал. Нужно лишь пройти один пролет и толкнуть дверь. Если она не откроется, передохну и спущусь еще на этаж, попробую там. Не все же двери заперты.

Спешить мне некуда. Словно слепая, двигаясь лишь на ощупь, я наконец очутилась на следующей площадке. Передо мной маячил прямоугольный силуэт двери на этаж. Ветер не унимался, но за его шумом я не слышала никакого другого звука. Постояв перед дверью, я прижалась к ней ухом, выискивая признаки жизни. По ту сторону ничто не шевелилось. Отступив на полшага, я взялась за ручку — круглый шар из дешевой латуни.

Ручка осталась у меня в ладони. Дверь начала крениться вперед, ее петли с лязгом посыпались на пол. Сама дверь упала с грохотом, эхом отдавшимся по всему этажу. Да что там, оно будто бы отдалось в самом остове здания. Я замерла, подавшись вперед, чувствуя, как на меня тянет плесенью из коридора за порогом. Я ждала, на виске у меня пульсировала жилка.

Переступив порог, я почувствовала под ногами что-то податливое и мягкое. Хотелось надеяться, что это заплесневевший ковер. Я слышала, как оно чавкает при каждом моем шаге. А под ним скрипели половицы, но шум был глухой, значит, пол не провалится.

Мимо тянулись запертые двери, и я спрашивала себя, что может за ними скрываться. И вот я уже различила шум, какое-то механическое гудение. Я остановилась. Это мое воображение? Я не знала, как определить, насколько он далеко — пятьдесят ярдов, сто или даже больше. Я снова рискнула двинуться с места. Распахнулась дверь, и я едва не взвизгнула, но в последний момент успела зажать себе рот ладонью. Сердце зашлось у меня в груди. «Ты до чертиков меня напугала», — хотелось мне сказать двери. С громким стуком она захлопнулась снова. Это все ветер. «Проклятый старый отель», — подумала я и бросилась бежать. По щекам у меня катились слезы. Впереди показался конец коридора.