Алексей Самойлов - ЯКнига

— Или их читают мёртвые Читатели, — ехидно добавил Восстание Ангелов.

— Я очень хочу, чтобы вы мне поверили, и не просто поверили, а вспомнили свой опыт и нашли в нём подтверждение моей теории. Наверняка вам встречались такие Книги, в отличие от меня…

— По статистике… — Восстание Ангелов легко воспользовался моей неуверенностью, — треть библиотечных и половина магазинных Книг живут в данную секунду летаргической апатией. Тебе, наша страстная первооткрывательница, знаком этот опыт, и он сравним разве что с жизнью перегоревшей Лампочки или неиспользованного Билета. Любая Книга, проведшая в апатии более года, не может быть разбужена посредством других Книг. Любая Книга в апатии — мёртвая Книга, и это — не метафора.

— Но Читатель может разбудить! — захотела поспорить я.

— Ты хотела узнать про мой опыт? Я видел множество апатичных Книг и ни одной, разбуженной Читателем. Ты — вторая разбуженная мной Книга. А первой была…

— Я… — отозвалась Лирика.

Я обернулась в её сторону. Лирика была так нежна, и сейчас она плакала — по-настоящему плакала. Что мне делать — утешать её или защищать свою теорию в дискуссии с Восстанием Ангелов?

— Я уверен, — спокойно продолжал тот, — что в этих умерших при жизни Книгах — прекрасные Литературные Произведения — о любви и драконах, о крокодилах и козинаках, об Иисусе Христе и Мойдодыре. Эти Произведения создали прекрасные Авторы, к которым затем спустились с небес Ангелы-Типографы. Но ничто не спасло их от болезни. Понимаешь, милая?

— Понимаю… — вздохнула я.

— Эх вы, девочки… — вздохнул Восстание Ангелов.

Мне стало очень грустно при мысли о миллионах апатичных Книг.

— Всё живое, — добавил он после некоторой паузы.

— Только что ты сказал, что Книга в апатии — мёртвая, и это не метафора.

— Да. И в моих словах нет противоречия. Подумай над этим, — и Восстание Ангелов, отключив слух, прикрыл глаза.

— Знаешь, солнышко… — Лирика прикоснулась к моей обложке, а я аж вздрогнула, потому что так ласково меня ещё никто не называл — ни любимый Читатель, ни лучшая подруга Апологетика. — Ещё два дня назад Восстание Ангелов был моим непосредственным соседом. Мы с ним дружим почти три года, а когда кто-нибудь из нас возвращался от Читателя, Библиотекарь его всегда ставил рядом. Теперь нас с ним немного разлучили, и я не могу общаться или сопереживать с Восстанием Ангелов непосредственно. Я хочу сказать тебе, что очень люблю его по одной простой причине: Восстание Ангелов задаёт такие задачи, решение которых я ищу до сих пор. Просить, умолять или обижаться на него бесполезно. Я вижу, что он начал задавать эти вопросы тебе, а значит, таким способом он проявляет свою любовь.

— А он сам знает ответы на задаваемые вопросы?

— Мне кажется, нет. Он их тоже ищет.

— Он кажется мудрым.

— Однажды он сказал, что мудрость — это не ответ на все вопросы, а исчезновение потребности спрашивать.

— Я не понимаю, как можно, не спрашивая, что-то познать. Даже если я переживаю опыт чтения, после его окончания всегда хочется спросить — а что же это случилось со мной?

— Я тоже этого не понимаю, — вздохнула Лирика. — Давай поучимся с тобой сопереживать. С Восстанием Ангелов это было восхитительно!

— С радостью! — откликнулась я.

За освоением разнообразных способов контакта с моими новыми друзьями первая неделя в Библиотеке пролетела незаметно. Я потихоньку адаптировалась к окружающей среде — зеленоватому свету, бумажно-паркетным запахам, скрипучей звуковой наполненности, оглушающей нечеловеческой тишине. Мне было с чем сравнивать, и я много рассказывала своим соседям про Книжный Магазин, где они никогда не бывали и знали о нём только понаслышке. Магазин отличался от Библиотеки раздражающе-наивной атмосферой (которую Лирика обозвала «грязной ересью»), а также обилием слоняющихся туда-сюда силуэтов. В Библиотеку приходило гоарздо меньше людей, и их силуэты выглядели какими-то полусонными, похожими на книжных червей. Я даже засомневалась в том, что при таком вялом наплыве потенциальных Читателей у библиотечных Книг больше шансов быть прочитанными по нескольку раз, чем у магазинных — быть купленными раз и навсегда. Иногда люди проходили мимо нашей полки, лишь однажды молодая женщина в очках задержалась и взяла полистать кого-то из стоящих недалеко от Восстания Ангелов. Библиотекаря Арину я видела мельком издалека, она чем-то напоминала по энергетической сущности Тамару, хотя память на человеческую ауру у меня гораздо хуже, чем на обложки.

В Библиотеке было очень гармонично, гораздо лучше, чем в квартире у людей: никаких непереносимых звуков вроде острого шума из телевизора или визга компьютера, никаких запахов сгоревшего ужина с кухни, никаких писков кроватей и воплей размножающихся пар по ночам. Книгам в плане жизненных потребностей очень повезло — кроме здорового сна без сновидений, других просто не было. Иногда мир людей казался мне неудачной и бестолковой задумкой их Автора, иногда я пыталась влезть в переплёт человека, и это приводило ко всяким абсурдным выводам, типа того, что Книги для Читателей такие же Боги, как и Читатели — для Книг.

Восстание Ангелов начал преподавать мне книгаяму — технику правильного дыхания, чтобы я не подхватила аутогенную аллергию, специфическую болезнь библиотечных Книг. А уж в том, что всякие апатии, депрессии и фрустрации мне здесь не грозили, я была уверена на все сто. Восстание Ангелов подтвердил это, сказав, что все апатичные Книги в Библиотеке заболели в домах у Читателей.

Второй сосед Лирики — его звали Бриллианты Вечны — учил её говорить на человеческом языке по очень древней, сложной и противоречивой системе Каббалы-Некромикона. Моя соседка не могла похвастаться особыми успехами в освоении этой системы, а я, ещё дома у Николая услышав о ней от Красного и Чёрного, решила, что это антинаучная ересь и подробностями не заинтересовалась. Лирика всячески старалась переубедить меня на словах и ждала того момента, когда Бриллианты Вечны попробует заговорить с каким-нибудь подошедшим к полке человеком. Но педагог утверждал, что система ещё недостаточно закрепилась между его страницами, и что ему самому нужен минимум год самостоятельных упражнений с Книгами, прежде чем он сможет перейти к практическому опыту с людьми. Упражнения эти заключались в повторении определённых слов на протяжении большого количества времени и визуализации изменённых образов из своего Литературного Произведения. Лирика выбрала образы металлического тумана, надувной луны и летающих глаз, а мне, кроме образа человека на кресте, визуализировать было нечего. Лирика сказала, что это должен быть изменённый образ — например, глаза в её Произведении вовсе не летают. Я предложила образ медведя на кресте, и Лирика почему-то долго смеялась, сорвав очередное занятие с Бриллиантами Вечны, после чего педагог запретил своей ученице отвлекаться на общение со мной во время уроков.