Затаившийся у порога - Эдвард Ли
"Иди с Богом, иди с Богом", - преследовал голос её отца.
Она усердно посещала церковь вплоть до окончания средней школы, незадолго до того, как её сексуальные навязчивые идеи дали о себе знать в её душе.
"Верила ли я когда-нибудь в Бога? - спрашивала она себя сейчас, но тогда была уверена, что так и есть. - Так когда же я перестала?"
Ответа не было.
Её отец всегда был методистским священником и параллельно владел небольшим магазином по продаже грузовиков. Новый приход был его мечтой. Хейзел знала, как сильно её отец хотел, чтобы она вернулась в церковь - он обвинял "либеральную, атеистическую университетскую жизнь" в том, что она оттолкнула её, - но теперь, в этой удушающей жаре и свежем воздухе, она вдруг поняла, что не это было угасанием веры, но вместо этого было чувство всепоглощающего отвращения к себе. Она чувствовала, что ей не место в церкви, что для человека, который так рьяно стремился к сексуальному разврату, как она сама, её присутствие на скамьях было бы лицемерием.
"У меня достаточно поводов для сожалений..."
Её мать отказалась от брака всего через несколько месяцев после рождения Хейзел, и хотя её отец никогда не делился подробностями - "Это была просто воля Божья, и этого достаточно для меня" - Хейзел слышала, как некоторые родственники утверждали, что её мать на самом деле была настоящей шлюхой.
"Теперь я знаю, откуда взяла свои гены сексуального наркомана", - подумала она.
Иногда она задумывалась над самыми нелепыми вещами:
"У моей матери астенолагия? Она асфиксифилка или майевзиофилка?"
Хейзел пришлось рассмеяться.
Внезапно она остановилась; казалось, что её мысли блуждали вместе с ногами, потому что теперь она поняла, что грунтовая дорога разветвилась, и она бессознательно свернула вместе с ней. Деревья стояли вокруг неё нереально неподвижно. Впереди - десять ярдов? Двадцать? - мужчина стоял к ней спиной. Просто... стоял там.
Глаза Хейзел сузились.
"Нет причин бояться... так что не бойся".
Она уверенно шагала вперёд.
- Простите, сэр? Думаю, я свернула не туда. Не могли бы вы сказать мне, как вернуться к...
Её горло заткнули оставшиеся слова, когда мужчина быстро повернулся. Её сумочка упала в грязь. На мужчине была потёртая футболка с пятнами, заляпанные джинсы и...
"Чёрт возьми, что это такое?"
Маска. Маска Питера Пэна.
На самом деле Хейзел не вскрикнула, пока не обернулась и не увидела второго, более высокого мужчину, перегородившего дорогу позади неё. Этот, одетый очень неряшливо, был в маске Белоснежки.
Пауза в несколько секунд была её самой большой ошибкой; к тому времени, когда она попыталась убежать перпендикулярно в лес, рука Питера Пэна уже сжимала заднюю часть её топа. Одним взмахом руки она швырнула её в грязь.
Послышался стереофонический смешок. Нож к её горлу сопровождал слова с южным акцентом.
- Не шуми, а то я перережу тебе глотку и ты истечёшь кровью, пока мы будем тебя трахать.
Сердце Хейзел заколотилось, когда грязная рука стянула с неё топ через голову. Две более грязные руки терзали её грудь, а Питер Пэн схватил её за волосы.
- Что за здоровенная куча металлической мочалки, - хмыкнул он.
Он потёр её лицо о свою промежность. Джинсовая ткань безошибочно пахла рыбой.
Белоснежка сказал с тягучим акцентом, похожим на что-то из Новой Англии:
- Ты слышал, что она сказала? Сказала, что ест как свинья. Ну, а если мы посмотрим, будет ли она трахаться как свинья?
"Кто-то из таверны, - в отчаянии подумала Хейзел. - Но, чёрт! Таверна была полна!"
Теперь чья-то рука коснулась её промежности.
- Держу пари, у неё там бритый пирог.
- Не-е-е-е-е...
- Точно. Молодые девушки в эти дни, особенно девушки из колледжа, все бреются. Держу пари.
- Хорошо, тогда поспорим. Победитель получает этот пирог первым.
Шлёпанцы Хейзел были сброшены, а её шорты вывернуты наизнанку.
- Ну, ты только посмотри! - сказал Белоснежка. - Я никогда не ел кусок такого рыжего пирога, как у неё!
Униженная, Хейзел напряглась, когда один из них схватил горстью её обильный участок лобка и потянул. Колющая боль; кожа её полового холмика стянулась.
- Большая куча для такой "киски".
- Э-э-э... И красивые большие губы на ней, - глаза за глазницами маски Белоснежки выровнялись. - Лучше держи глаза закрытыми, рыженькая. Чем меньше ты нас видишь, тем больше шансов, что мы тебя не убьём.
Глаза Хейзел закрылись.
- Переверни её на живот. Я хочу посмотреть, сколько выйдет из неё дерьма.
- Точно.
Грубые руки перевернули Хейзел, как мешок с мукой. Её ягодицы были раздвинуты.
- Блин! - подтвердил южный голос. - Эта задница - свежий кукурузный хлеб прямо из духовки! - и кончик пальца шевельнулся в анальном отверстии.
- Хорошо использованная, тьфу. Ты мог бы сказать по взгляду? Скорее кратер вместо дырки. Значит, ей не привыкать получать член в задницу, - зазвенели пряжки ремней. - Хорошо, приступим. Ты будешь первый.
Хейзел почувствовала, как нападавшие меняют позиции. Она крякнула; её щека впиталась в грязь, когда её бёдра были подняты. С закрытыми глазами она, казалось, чувствовала больше. Она услышала звук прочищаемого горла, затем...
Тьфу!
В щель её ягодиц приземлился слизистый комок, после чего протиснулся пенис более чем скромного размера.
- Ничего себе, - последовала немедленная жалоба. - Дырка у этой стручковой фасоли совсем не тугая. И это при такой маленькой заднице?
- Хе-хе-хе... Говорил тебе, она выглядела хорошо использованной. Вероятно, в неё вошло больше членов, чем вышло дерьма.
Несмотря на нахлынувший ужас, Хейзел смогла осознать обиду и...
- Эй, чувак! - Питер Пэн был в восторге.
Хейзел ловко сжала анус.
"Значит, у меня большая дырка, ага, - успела она сообразить. - Как тебе такая дырка, деревенская куча мусора?"
Её ловкость позволила ей сжать сфинктер и удерживать его на значительном протяжении.
- А-а-а-а, чувак! Внезапно, она стала тугая, как задница маленького мальчика!
Протяжное произношение Белоснежки с акцентом Новой Англии захохотало.
- Как ты можешь знать о задницах маленьких мальчиков? - а потом раздался гортанный взрыв смеха.
- Просто образная речь, понимаешь?
Теперь, с механической быстротой, Хейзел начала безостановочно раскачивать сложные мышцы, открывая и закрывая их в темпе, соответствующем её сердцебиению.
Её содомизатор задыхался, хрюкая почти от боли,