Кодзи Судзуки - Kольцо

— А если хотя бы преступников прошерстить? Или, например, подпольных порнозвезд?

Вместо ответа Асакава записывал в блокнот. Когда сделать надо много, приходится все фиксировать, иначе немудрено и забыть.

Рюдзи, не церемонничая, достал из холодильника еще бутылку пива, налил обоим.

— Ну, за что бахнем?

Не видя повода для тоста, Асакава не притрагивался к стакану.

— Предчувствие у меня…, — на землистого цвета щеках Рюдзи проступил румянец, — Все что случилось… Злом от него каким-то разит, холодным, беспристрастным. Непонятно почему. Вот и тогда меня дернуло… Помнишь? Та первая женщина, которую я…

— Мм, помню.

— Уж больше десяти лет прошло. У меня тогда тоже в груди странное чувство было. Второй ход хайскул, сентябрь, мне семнадцать. До трех ночи математику зубрил, потом час за немецким отдыхал. Знаешь, лучший способ освежить уставшие мозговые клетки — языки учить. А в четыре, как всегда, пару бутылок пива заглотил и гулять пошел. Заведено у меня было так. И когда выходил, в голове проклюнулось что-то непонятное, не такое как всегда. Ты когда-нибудь ночью по жилому микрорайону гулял? Приятно, между прочим! Собаки — и те спят. Как твои девчонки. Прохожу я, значит, мимо одного дома. Стильный такой, двухэтажный. Я тогда уже знал, что в нем одна аппетитная студенточка живет. Не знал только, в какой квартире. По окнам всех восьми квартир глазами пробежал, так, без задней мысли. Посмотрел, и все. А на одном окне, на втором этаже с краю, задержал глаза, и тут в голове как взорвалось. Чувствую, тьма эта, которая в душе проклюнулась, как будто больше стала, ожила словно. Я снова окна обвожу взглядом, и опять на том же окне чувствую, как тьма внутри разрастается. И самое главное, откуда-то закралась уверенность. Уверенность, что там не заперто. Наверное, просто забыли запереть. И эта самая тьма меня повела — на второй этаж, прямо к двери. Табличка, надпись латинскими буквами: YUKARI MAKITA. Правой рукой хватаюсь за дверную ручку. Подержал немного, попробовал влево повернуть. Не поворачивается. Думаю, что за черт! И в ту же секунду дверь чик — и открылась. Понимаешь, не оттого, что забыли запереть, а именно в этот момент замок сам открылся. какая-то энергия на него подействовала. Девица возле стола спала, под футоном.[5] Я думал, у нее там кровать, все чинчинарем… Нет, спит на полу, из-под одеяла нога торчит …

Рюдзи прервался. Он словно с любовью и одновременно с какой-то жестокостью вспоминал следующую сцену, достав ее из глубин памяти и быстро прокручивая в мозгу. Асакава даже подумал, что впервые видит у него такое выражение лица.

— А потом, через два дня, я снова проходил мимо по пути домой, смотрю: у подъезда стоит грузовикдвухтонка, а из квартиры в него мебель загружают. Это та самая YUKARI переезжала. Мужик с ней еще какой-то был, отец наверное. Сама она ничего не делала, просто стояла у забора и молча смотрела, как таскают мебель. Отец, само собой, настоящей причины переезда не знал. Так и исчезла моя YUKARI. Может, к родителям переехала, а может, просто адрес сменила и продолжала в тот же университет ходить… Но в том доме больше ни секунды не могла находиться. Эх, жалко девку даже. Страху натерпелась, наверное…

Асакава еле дышал, слушая все это. Его воротило от одной мысли, что он сидит вместе с этим типом и запросто пьет пиво.

— И что, совесть потом не мучила?

— Привык… теперь уже. Подолби каждый день кулаком о бетон — глядишь, и боль ощущать перестанешь.

Значит, поэтому ты и теперь продолжаешь похождения? Асакава мысленно поклялся сам себе, что этого урода больше на порог не пустит. Как минимум к жене и сестре не подпустит, это точно.

— Да не волнуйся, не трону я девочек твоих. Что я…

Рюдзи как будто видел его насквозь, Асакава смутился и сменил тему.

— Кстати, а что за предчувствие?

— Я же говорю: дрянное предчувствие. Если бы не чудовищная злая энергия, то такие шалости вообще никому не под силу.

Рюдзи поднялся с пола. Даже стоя он не намного выше сидящего на стуле Асакавы. Хотя на его сто шестьдесят сантиметров роста мускулатура, конечно, впечатляющая — недаром он по толканию ядра на спартакиаде медаль взял.

— Пойду я, пожалуй. А ты налегай на домашнее задание. Уже рассветет скоро, и времени тебе останется на все про все пять дней.

Рюдзи сделал ручкой.

— Ясно.

— А энергия эта злая уже где-то нарастает. Уж Я то знаю. Знакомый запашок… — предостерегающе произнес Рюдзи, сунул за пазуху переписанную кассету и вышел в прихожую.

— Следующий военный совет проводим у тебя, — тихо, но жестко проговорил Асакава.

— Ладно, ладно. Понял.

В глазах Рюдзи была усмешка.

Едва Рюдзи скрылся за дверью, Асакава первым делом посмотрел на большие напольные часы в столовой — подарок друзей на свадьбу. Медленно покачивается маятник в форме ярко-красной бабочки. Двадцать одна минута одиннадцатого… Сколько раз за этот день он уже смотрел на них? Как ни крути, а время покоя не дает. Прав Рюдзи — ночь пройдет, и останется всего пять дней. Кто знает, удастся ли разгадать, что было там, на кассете? На душе было прескверно: так, наверное, чувствует себя раковый больной в ожидании операции, вероятность успеха которой стремится к нулю. Асакава до сего времени думал, что при обнаружении рака врач должен уведомлять пациента. Но чем все время пребывать в таком состоянии, пожалуй, уж лучше ничего и не знать. Кое-кто, конечно, в ожидании конца сделает все, чтобы с шиком прожечь остаток жизни, но Асакаве такие художества не под силу. Ладно, если сейчас. А что делать, когда останется один день, час, минута? Нет никакой уверенности, что удастся сохранить самообладание. Становится понятным, что, несмотря на отвращение, привлекает его в Рюдзи. У парня редкая, прямо-таки уникальная душевная мощь. Асакава живет втихаря, поглядывая на окружающих, а Рюдзи, в противовес ему — птица свободного полета со своим богом, нет… дьяволом-хранителем в груди. Такого на испуг не возьмешь. Асакава же мог перебороть страх и разбудить в себе волю к жизни только в те минуты, когда вспоминал о жене и дочке, которые останутся одни после его смерти. Вот и сейчас он встрепенулся, забеспокоился и тихонько заглянул в дверь спальни, чтобы убедиться, как они там. Спят себе — сладко, как ни в чем ни бывало. Дрожать от страха было некогда, Асакава позвонил Ёсино, и выложил ему все, что произошло, справедливо полагая, что если отложит дело в долгий ящик — потом сам пожалеет.

13 октября, суббота

Всю неделю он мечтал об отгуле, но решив, что чем без толку рассиживаться дома, полезнее будет в полной мере задействовать всю мощь фирменной информационной системы для расшифровки содержимого кассеты, несмотря на формальный выходной, Асакава вышел на работу. Разумнее всего считалось признаться во всем главному редактору и на время получить послабление по работе. Если заручиться помощью главного, остальное — дело техники. Проблема в том, поверит он или нет. Если опять сунуться к нему с этими «случайными» совпадениями — рассмеется в лицо, как пить дать. Даже если предъявить видео как вещественное доказательство, все распишут как подтасовку — мол, сам себя убедил. «И все же игра стоит свеч», — подумал Асакава. На всякий случай он сунул в кейс видеокассету. Интересно, как отреагирует главный, если ему ее показать? Или, даже нет: захочет ли он сам ее посмотреть? Ёсино вчера вечером явно поверил, когда услышал всю историю. В подтверждение этого, видео смотреть отказался наотрез и попросил никогда и ни за что ему его не показывать. Зато взамен предложил любую посильную помощь. Уж у кого, у кого, а у Ёсино есть все основания верить. Еще бы, он раньше всех нюхнул воздуха на месте происшествия, когда на префектуральной дороге Асина лицезрел трупы Ёко Цудзи и Такэхико Номи. Криминалисты тоже чувствовали атмосферу, понимали, что без нечисти не обошлось, но высказать это никто так и не решился. Неизвестно, поверил бы Ёсино, если бы сам не окунулся в это дело.