Алексей Курганов - Бродяга

— Ну что, мой мальчик, теперь ты будешь капитаном, передаю бразды правления в твои руки, — хлопнув Берда по плечу, заявил Грасс.

— Ничуть не бывало, — возразил тот. — Командуешь кораблем по-прежнему ты.

— Э-э, так дело не пойдет. Я, понимаешь ли, один из сотен тысяч капитанов, бороздящих черную прорву Галактики, и вдруг под моим началом чемпион гэдо, к тому же собственник корабля… Ненормально как-то.

Берд рассмеялся.

— Тэд, отвыкай от традиций своей бывшей компании «Галактика». Мы — совершенно другая компания, некоммерческая. Ну, ладно, — сказал Берд, оценив упрямую складку на лбу Грасса.

— Тогда ты будешь командовать в открытом пространстве, я — на неизученных мирах. Идет?

Грасс подумал.

— Идет.

Тогда командуй.

Берд удобно устроился в противоперегрузочном кресле, слушая четкие команды Тэда, подумал, что, вероятно, он наконец-то нашел свое место в этом чересчур дипломатичном, на редкость скучно устроенном мире.

Ярослав Старнов

МСТИТЕЛЬНИЦА

С самого начала предложение показалось мне подозрительно хорошим. Не зря же при трудоустройстве станут предлагать сразу и дом, и подъемных пять тысяч. Да и специалисты этому колхозу нужны были самые разные — от животноводов до продавцов. И это при том, что до Ореховки — так назывался ПГТ, в который заманивали этими шикарными обещаниями — от города минут сорок езды электричкой. Волей-неволей подумаешь, что происходит там что-то не то.

Но мне выбирать не приходилось: уже третий месяц я жил на содержании у собственной жены — на ее крошечную учительскую зарплату, и совесть меня проела, как серная кислота, К тому же и Алене из-за легких врачи советовали пожить в сельской местности, и я был бы полным идиотом, если бы отказался от такого заманчивого предложения только из-за смутного предчувствия.

Услышав про Ореховку, Алена загорелась и вскоре мы собирали чемоданы.

Тогда же появились и первые настораживающие известия. За несколько дней до отъезда я переговорил с одним своим старым знакомым из управления РАПО.

— Ореховка? — нахмурился он.

— Именно, — подтвердил к. — А что?

— Да ничего… Не нравится мне что-то эта Ореховка — пожал плечами он и поведал странную историю о том, что был там некогда колхоз-миллионер, безо всяких приписок и надувательств, процветающее хозяйство, но вдруг четыре года назад начался из него массовый исход, о причинах которого добиться сведений оказалось невозможным. С другой стороны, статистика выдала и совсем уже странные вещи, которые бегства людей из Ореховки объясняли, но задавали новую загадку: неслыханно возросло там количество несчастных случае со смертельным исходом, а число самоубийств в один месяц и вовсе было фантастическим — около тридцати процентов всех по области. А область наша по территории почти равна Швейцарии, Потом этот показатель спал, хотя и не до ноля, но объяснялось это резким сокращением количества самих жителей. Было следствие — но впустую — и несчастные случаи сомнений не вызывали, и самоубийства никто не инсценировал: почти всегда это подтверждали незаинтересованные свидетели. Так что можете представить мое состояние, когда я все это узнал.

Но даже безо всяких слухов Ореховка не понравилась мне с первого взгляда. Что-то удручающее, неестественное крылось в виденной нами картине; Буйно цвели цветы в палисадниках, ломились от спеющих яблок и груш ветки, но все равно всюду чувствовалась запущенность, впрочем, недавняя. Неприятно было видеть среди августовского великолепия заколоченные бельма окон, «Как в зоне радиоактивного заражения» — шепнула; мне Алена и я подумал, что зря мы не взяли напрокат дозиметр. Правда у меня все это ассоциировалось скорей с декорациями для фильма ужасов. Когда в таком безлюдьи оказывается старая деревня, это печально, но естественно. Здесь же мы видели современный ПГТ, жизнь в котором теплилась, казалось, только возле правления колхоза и почты.

Петр Семенович — председатель — принял нас вежливо. Вначале среди его не по возрасту многочисленных морщин промелькнула даже радость, но ее быстро убрало какое-то скрытое ощущение неловкости, о причине которой я сразу догадался. Что уж тут скрывать — слишком явно ладно, что происходит в его «владениях» что-то нехорошее. И тем не менее…

Тем не менее скоро мы шли по пустым улицам поисках жилья — Петр Семенович посоветовал нам выбирать самим. Пустующие здесь дома действительно почти все никому не принадлежали. При более внимательном рассмотрении мы обнаружили, что не так здесь и пустынно, как кажется с первого звгляда. Мы с Аленой набрели на несколько заселенных целиком кварталов, где помимо всего было и два магазина. Разумнее было бы подселиться к ним, но любопытство остановиться не позволило, и мы поставили себе задачу осмотреть здесь все целиком…

Наиболее безлюдной оказалась северная часть поселка. Если с южного края на каждой улице жило хотя бы по одному человеку, то здесь дома пустовали все, и кое-где явно давно: дворы покрывал мощный бурьян, напрочь заглушивший культурную растительность. На одной из улиц сорняки «проели» даже асфальт. Улица эта называлась Вишневой и дома здесь были на редкость добротные. Скорей всего Вишневая опустела одна из первых, хотя…

Именно на этой улице окликнул нас тоненький голосок. Он шел из-за зеленого забора, относительно нового на вид, и скрывавшего почти полностью передние окна дома. Присмотревшись, я убедился что окна эти не были заколочены. За забором я заметил кое-какое движение, что-то поднялось над его верхним краем и мы увидели говорившего, точнее — говорившую.

Это была самая обыкновенная девчонка, худая, немного нескладная и угловатая: на вид ей было не больше пятнадцати, а накрашена она была, как индеец на тропе войны. Исходя из моего опыта, я сказал бы, что она мало похожа на деревенских девушек, которые обычно днем (тем более в будни) такую «боевую раскраску» не употребляют. Но уверенность в этом заключении у меня отпала, как только она перекинула через забор ногу в старой исхоженной кроссовке. Да и одетый на ней полосатый свитерок лет пять как вышел из моды. — Ну что смотрите? — подмигнула она. — Если хотите, будем соседями. Меня зовут Наталья. Наташка.

Наташка улыбнулась задорно и приветливо. Ей шло это имя и именно в такой форме: На-таш-ка. «Сестренка Наташка теперь первоклашка» — вспомнил я почему-то, хотя от первоклашки у нее ничего не было, кроме разве что редкой искренности во взгляде серых, почти круглых глаз. Была она не то, что некрасивой — почти страшненькой: волосы соломой, рот до ушей, но внутреннему обаянию это не мешало.