Кодзи Судзуки - Кольцо (другой перевод)

Асакава следил за выплывающими из темноты и медленно гаснущими словами:

«Каждый, кто видел эти кадры, умрет ровно через неделю после просмотра. Минута в минуту. Если ты хочешь остаться в живых, то сделай так, как я тебе скажу. Ты должен…»

Асакава с громким звуком сглотнул набежавшую слюну. Широко раскрытыми глазами он неотрывно смотрел на экран, боясь пропустить хоть одну букву. И в эту секунду стал заметен неожиданный, но безупречный переход от сцены к сцене. Искусный монтаж, с которым знаком каждый, кто хоть изредка смотрит телевизионные фильмы, — с нуля начался рекламный ролик. Стандартный набор: летняя ночь, старый Токио, молодая женщина в летнем кимоно с балкона любуется фейерверком. Прихотливые разноцветные узоры то и дело вспыхивают на ночном небе…

Набившая оскомину реклама антимоскитной ароматизированной спирали — обычно такого рода приспособления выставляют летом на балкон, и они клубами ароматного дыма выкуривают насекомых из дома в сад. Сюжет длился тридцать секунд. В самом его конце — в тот момент, когда обычно телевизор, мигая, возвращается к фильму, — экран снова сделался темным, и заключительные слова инструкции по выживанию бесследно растаяли на глазах у смертельно побледневшего Асакавы.

Раздался щелчок — кассета остановилась. С выпученными глазами Асакава лихорадочно засуетился, дрожащими пальцами нажал на кнопку перемотки. Кассета перемоталась на начало предыдущей сцены. Все повторилось — реклама вклинивалась в запись ровно в тот момент, когда началось самое важное…

Асакава остановил кассету, выключил телевизор и снова уставился на экран. В горле пересохло.

«Что за бред?!» — тоскливо подумал Асакава. Других мыслей не было. Из набора только что виденных сцен, на его взгляд, абсолютно бессмысленных, он вынес лишь одно: кто это видел, умрет через неделю. Смерти можно избежать, но как — неизвестно, потому что поверх объяснения оказался записан рекламный ролик.

…кто же записал туда дурацкую рекламу? Неужели эти четверо?..

У Асакавы зуб на зуб не попадал. При других обстоятельствах он бы расценил все происшедшее с ним как чью-то дурную шутку, может быть, даже посмеялся. А так… он ведь точно знал, что все четверо умерли загадочной смертью ровно через неделю, после того как видели эту кассету. Минута в минуту…

Вдруг зазвонил телефон. От неожиданного, бесцеремонного звука у Асакавы чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Он схватил телефонную трубку, плотно прижал ее к уху. На том конце провода молчали. Молчание было почти материальным — будто чье-то невидимое присутствие, чей-то безмолвный вопрос из непроглядной тьмы…

— Алло… — дрожащим голосом произнес Асакава и умолк. Ответа не последовало. Потом раздался слабый шорох, будто что-то большое ворочается в узкой и темной берлоге, задевая за стены. Шорох превратился в подземный гул, на Асакаву пахнуло какой-то могильной сыростью. В уши задул ледяной ветер. Волосы встали дыбом от ужаса. Он снова начал задыхаться. Отовсюду вдруг полезли бледные черви. Они, извиваясь и дергаясь, заползали под брюки, ползли по спине.

Молчание в трубке было пропитано многолетней невысказанной ненавистью, уму непостижимой злобой. Асакава с грохотом обрушил трубку на рычаг. Зажав обеими руками рот, кинулся в уборную. Его тошнило. Тело содрогалось от жестокого озноба.

Существо на том конце провода не сказало ни слова, но Асакава прекрасно понял все и без слов. Это было предупреждение: «Ты все видел… Тебе все ясно… делай как сказано, а не то…»

Он наклонился над унитазом, его вырвало. Так как он с вечера почти ничего не ел, рот обожгло выпитым недавно виски вперемешку с кислым желудочным соком. На глаза навернулись слезы. Защипало в носу. На секунду забрезжила надежда, что, может быть, вместе с рвотой выйдет и все только что увиденное.

…а не то, а не то…

— Что «а не то»?!! — неожиданно взорвался Асакава. — Откуда я знаю, что мне теперь делать?!! А?!!!

В изнеможении он опустился на пол рядом с унитазом и завыл от страха:

— Что мне делать, а? Отвечай!!! Там же было все стерто на самом важном месте!!! Откуда же мне теперь знать! Сжальтесь надо мной!!!

Асакава решил бить на жалость. Он стрелой вылетел из туалета и, стараясь не обращать внимания на свой ужасный вид, на всякий случай осмотрелся: вдруг это еще здесь. Потом он опустился на колени и начал класть поклоны во все стороны, истово моля неизвестно кого о милости. Асакава даже не представлял себе, насколько жалобным и заискивающим было в этот момент его лицо. Наконец он поднялся на ноги, подошел к кухонной раковине, сполоснул рот, выпил немного воды. В окно дул ветерок. Асакава посмотрел на танцующую занавеску.

…я же закрыл окно еще до того, как к администратору ходил…

Он точно помнил, что прежде чем задернуть занавески, плотно закрыл раму. По телу прошла дрожь. Абсолютно безо всякой причины где-то на периферии сознания возник зыбкий образ: высотные дома на фоне ночного неба. Кое-где в окнах горит свет, некоторые остаются темными. Стены небоскребов напоминают шахматные доски. Из светящихся квадратиков складываются буквы, из букв — слова. Если такой небоскреб рассматривать как гигантское надгробие, то световой узор окон — это всего лишь надпись на надгробии…

Зловещее видение исчезло, но занавеска на окне продолжала колыхаться от легких прикосновений ветра.

Асакава совсем обезумел. Сорвавшись с места, он бросился к стенному шкафу, вытащил оттуда сумку и принялся дрожащими руками запихивать в нее вещи. Он здесь больше ни секунды не останется!

…пусть все говорят что хотят, но остаться здесь — значит умереть не через неделю, а за один вечер…

Как был — в тренировочных брюках и джемпере — он начал обуваться. Уже перед самым выходом, стоя в дверях, вдруг опомнился. Куда ему бежать? От страха-то не убежишь. Не лучше ли подумать, как себя спасти?

Инстинкт самосохранения сработал. Асакава снял туфли и вернулся в комнату.

Подошел к видеомагнитофону, достал видеокассету, завернул ее в полотенце.

Аккуратно положил в сумку. Кассета — это единственная зацепка, поэтому оставлять ее здесь ни в коем случае нельзя. Если удастся решить загадку, восстановить последовательность событий, заключенных в беспорядочной цепочке сцен, то, может быть, ему удастся как-то спастись. На все про все остается неделя…

Асакава взглянул на часы. Восемь минут одиннадцатого. Он досмотрел кассету где-то около десяти. Допустим — в десять ноль четыре. С каждой секундой время становилось все дороже. Он положил ключ от коттеджа на стол и, оставив свет включенным, вышел на крыльцо. К администратору он решил не заходить. Обогнув регистрационную комнату, добежал до машины и вставил ключ в зажигание.