Наталья Калинина - Зеркальный лабиринт

– Чави, пожалуйста, прикрой за собой дверь! А то действительно так холодно, будто дом простоял открытым целую ночь.

Зло просыпается – я поняла это по сбивающей с ног волне холода, пронесшейся по коридорам. Выглянув наружу, увидела, что стены затянуты паутиной и мохнатые пауки размером с ладонь притаились в сетях в ожидании жертв. Их жертвы – не жирные мухи, кружащие над гниющими останками животных, а то доброе, что есть в душах моих гостей. Пауки выпивают их радость, любовь, нежность как кровь, вливая взамен яд недоверия и сомнений. Споры, конфликты, ссоры – вот что принесет это. Но, главное, чтобы не проснулось зло…

Встревожившись, я вышла в мир звуков и красок. И впервые со времен домашних концертов, которые давала моя матушка, услышала, как прекрасно может звучать старое пианино. Я пошла за этой чудесной мелодией и увидела молодую девушку, сидевшую за инструментом в одиночестве. Она была увлечена игрой и не заметила, как я скользнула в дальний угол за шкаф. Сев прямо на пол, я обняла руками колени и уткнулась в них подбородком. И мне вдруг вспомнилось, что в такой позе я любила слушать, как музицирует моя мать. Радость согрела меня: я почти не помнила ничего ни о себе, ни о моей прошлой жизни.

Слушая прекрасную музыку, написанную печалью, поселившейся в сердце девушки, я словно возвращалась в те дни, когда послушать мою родительницу собирались не только наша семья, но и соседи, родственники, друзья. У нее был талант – у моей матери – играть, будто рассказывать истории, грустные и счастливые, всегда удивительно правдивые, словно пережитые ею самой. С таким же талантом мама рассказывала мне, маленькой, на ночь сказки.

Задумавшись, я потеряла бдительность и не заметила, как в салон, привлеченные музыкой, спустились другие гости. Я испуганно встрепенулась, понимая, что теперь мне уже не выйти незамеченной отсюда. Остается только надеяться, что в этом углу меня не заметят. Но страх сменился приятным волнением, когда я поняла, что сейчас, рассматривая уже самих гостей, а не только их души, смогу увидеть лицо того, в чьем сердце цветет диковинный цветок. Я постараюсь узнать его по эмоциям, отпечатавшимся на лице, по глазам, полным грусти. Мелодия, звучавшая не из-под пальцев девушки, а изливавшаяся из ее души, не должна оставить равнодушными. И он, в чьем сердце цветет печальная любовь, обязательно вспомнит о той, по ком тоскует душа. Его чувства отразятся в глазах, как в зеркалах.

Только бы девушка продолжала играть…

Я увидела, как к ней подошли с гитарами двое молодых людей. И история печальной любви, которую рассказывало старое пианино, в сопровождении гитар зазвучала в цвете.

Но, к сожалению, не все гости присутствовали… Беспокойство наполняло меня: другого шанса увидеть всех вместе, возможно, не представится.

Они, оставшиеся, подошли, когда пианино и гитары заканчивали прекрасную историю. Один из молодых людей приблизился к музыкантам и…

И мне больше не нужно было ловить взгляды, чтобы по ним узнать того, в чьем сердце расцвел зачаровавший меня цветок. Голос околдовал меня так, что я без сомнений расплатилась бы вечностью моей жизни лишь за эти несколько минут возможности слушать его. Не знаю, кто этот молодой человек – маг, сеющий волшебство в души, алхимик, выводящий в сердцах формулу абсолютной любви, повелитель стихии эмоций или колдун, нотами заклинаний подчиняющий себе. Не знаю… Мне было не важно, как выглядит он, красивый ли или, напротив, лишен привлекательности. Мне не нужно было заглядывать ему в душу, чтобы узнать, есть ли на ней черные пятна – его голос снимал с нее все грехи и исповедовал наши души. Мне больше не нужно было искать тот цветок, потому что я и так поняла, в чьем сердце он расцвел.

Мой Ангел… Мой спаситель.

А зло ворочается в своей берлоге… Его будят эмоции, от которых вибрирует воздух. Такие сильные чувства радости и восхищения для него – как капли кислоты на раны. И даже пауки-пожиратели, наверное, едва справляются с выбросом радости. Я представила себе, как в комнату сползаются целые полчища гадов, привлеченные «пищей». Здесь для них уготован настоящий пир. Если бы я смотрела на комнату, в которой собрались гости, из своего мира, наверняка бы увидела, как людей опутывают сети паутин, и жирные твари ползают по ним. Мерзостная картина, как хорошо, что я не могу ее сейчас видеть. Даже меня, привыкшую к такой гадости, передернуло от отвращения. Несложно представить, как завизжали бы нежные девушки, увидев, что в то время, когда они, завороженные музыкой и голосом, с восхищением глядят на музыкантов, по ним ползают жирные твари с разбухшими сытыми брюхами.

…Но тут я случайно перехватила взгляд одного из гостей, которым он смотрел на музыкантов. И все поняла. Поняла, что ошиблась. Но разочарование сменилось радостью, когда мне стало ясно, какой отличный шанс дан мне. Я знаю, как получить цветок. Как уйти из холодного мира, покинуть прозрачные коридоры, к которым я привязана как к телу. Как спастись от зла!

Но в тот момент, когда тишина взорвалась восторженными криками, оно проснулось…

До ужина оставалось еще время, а дождь все лил, не давая выйти на улицу. Мы опять собрались в гостиной на втором этаже. Сара, Чави, Серхио и Лусия, заняв кресла вокруг столика, с азартом играли в карты. Давид с Нурией о чем-то переговаривались в другом конце гостиной, Марк с Моникой, видимо, уединились в своей комнате. Лаура расположилась в одном из свободных кресел возле недействующего камина и читала. А мы с Раулем просто сидели, обнявшись, в углу на диване. И если бы у меня потребовали за каждую минуту, проведенную в объятиях Рауля, по году жизни, я бы отдала их все. Почему-то сейчас, как никогда, в его молчаливых, но таких говорящих объятиях, я более остро ощущала приближение того дня, когда нам придется расстаться.

– Эй, Анна?.. – обеспокоенно прошептал мне вдруг на ухо Рауль. – Все в порядке?

– Да, а что?

– Эмм… Нет, ничего, – тихо засмеялся он. И только сейчас почувствовала, что обнимаю его с такой силой, будто всерьез опасаюсь, что если расцеплю руки, он исчезнет. В этом судорожном объятии Рауль безошибочно разгадал мой страх разлуки. Но не успел что-либо сказать мне, как его позвал Давид:

– Рауль! Можно тебя на минутку? У Нурии есть к тебе вопрос личного плана.

Лаура, которой, казалось, ни до кого не было дела, на секунду оторвалась от чтения и бросила на Давида такой недовольный взгляд, будто его оклик сильно ей помешал. Но тут же вновь уткнулась в книгу.