Особняк покинутых холстов - Валерий Александрович Пушной

прислушалась к его шагам на площадке, но ничего не услышала, как будто он за секунду куда-то испарился. Звука лифта также не последовало. Девушка недоуменно пожала плечами и тут же забыла о Михаиле, глянув на картину, с которой ее глазами, как отражение в зеркале, смотрело лицо, которое она знала наизусть. На ум пришло, что надо иметь настоящий талант, чтобы так превосходно передать на холсте ее внешность. И не только внешность, но и ее эмоциональное состояние. Ведь она именно такая — вся в эмоциях, как на картине. Романтичная, порывистая, нередко противоречивая, но загадочная одновременно. В реальной жизни она скрывает это, потому что не видит того, кто мог бы оценить ее достоинства и не замечать при этом недостатки. Ибо все свои достоинства она отчасти считает своими недостатками и наоборот. Но иногда ей было трудно определить, когда ее достоинства становились недостатками, а когда недостатки делались достоинствами. Путалась в этом, сама себя не понимала. Чего уж в таком случае говорить о чужих людях? А если вернуться к картине, то коль это совершенная копия манеры Хаюрдо, то надо признать, что стиль Хаюрдо был великолепен и талант непререкаем. И кто бы сейчас ни нарисовал эту картину, он, безусловно, способен стать продолжением Хаюрдо. Видимо, с ним и предстоит познакомиться ей — очевидно, именно его просьбу передал Михаил. Лилия постояла перед картиной еще минуты две, рассматривая наряд. Ей нравилось такое платье. От него к ней переходило желание почувствовать себя дамой. Роскошной, неотразимой. Ее, бывало, тянуло в прошлое, хотелось ощутить себя барышней-дворянкой в окружении блистательных поклонников, но она всегда отбрасывала подобные мысли, боясь, что мечтания могут обернуться пшиком и она окажется обыкновенной простушкой, работницей мануфактуры. Между тем этот холст оживил ее былую тягу, точно дал надежду на то, что ее фантазии близки к реальности. И это стало еще одной причиной, почему она не могла вернуть картину Михаилу. Странно, как все в жизни переплетается и завязывается в один крепкий узел, который называется провидением! Насколько же художнику нужно быть проницательным, чтобы через косвенные детали показать ее тайные помыслы! Несомненно, это интеллект и рука настоящего мэтра. И отрадно было бы, если б это действительно была рука самого Хаюрдо. Но увы…

Часть вторая

6

Такими были знакомство и первые встречи с Михаилом. После этого он стал бывать у нее в гостях по два-три раза в неделю. Иногда чаще. И звонить каждое утро, справляясь о том, как ей спалось и как у нее настроение. Постепенно она привыкла к нему настолько, что отсутствие в определенное время звонка или пропущенное посещение ее не просто нервировали, но воспринимались как ненормальность. Их встречи и звонки не носили характера влюбленности, его ухаживания были дружескими, но не настолько, чтобы он и она в полной мере открывали друг перед другом свои души. Впрочем, сначала иногда, а потом чаще у Михаила прорывались признания, что он любит ее, что она приятна ему. При этом Лилия принимала безразличный вид, воспринимая его слова как обыкновенную вежливость, не имеющую ничего общего с настоящей любовью. Они беседовали о разных и многих предметах. И о Хаюрдо — тоже. В этих разговорах Лилия стала уже более покладистой, а подчас близка к тому, чтобы поверить, что Хаюрдо жив и ныне. Ибо Михаил был настолько убедителен, что она не находила весомых доводов, которые могли бы напрочь опровергнуть его утверждения. А бесконечно тупо подсмеиваться и отнекиваться становилось уже неучтиво и оскорбительно для собеседника. Чувствуя ее настроение, он не отступался и говорил, что она должна безоговорочно поверить в долгую жизнь Хаюрдо для того, чтобы ей открылись тайны прошлого. Все было заманчиво, хотя она не разумела, зачем ей нужны секреты прошлого и как вера в долгую жизнь Хаюрдо может открыть ей эти тайны. А еще не постигала, как это может знать Михаил. Что за связь у него с Хаюрдо? С тем, кого сейчас не должно существовать. Если все — игра воображения, тогда понятно. А если нет? Тогда это точно где-то за гранью существующей реальности. В голове был полный бедлам. Лилия видела в Михаиле такую же тайну, как в Хаюрдо. Но не пыталась разгадать ее, потому что чувствовала, что вход в эти секреты для нее закрыт, что для этого не пришло время. А посему бесполезно ломиться в закрытую дверь. И, видимо, дверь эта будет закрыта до того момента, пока она не поверит в жизнь Хаюрдо. Оставаясь в одиночестве, она спрашивала себя: а может, отбросить все условности и согласиться с тем, что Хаюрдо живет поныне? Вот так просто взять и согласиться. Побоку современную науку и не искать никаких доказательств. Ведь она верит в то, что Бог существует, хотя никто никогда его не видел. Почему бы не поверить в существование Хаюрдо? Разумеется, он не Бог. Но ведь долго жить никто никому не запрещает. Конечно, это так, но, к сожалению, она с молоком матери всосала в себя уверенность, что человеку не дано жить так долго. И эта уверенность всякий раз, когда Лилия готова была уже сдаться, подводила ее к отрицанию долгой жизни художника. Вместе с тем мгновенно наплывали сомнения другого порядка: а почему не может быть исключения? Известно ведь, что во всяком правиле бывают исключения. И тут они вполне возможны. Даже закономерны, потому что жизни человеческие также подчинены своим законам. В минуты таких бесстрастных, но сумбурных размышлений она осознавала, что всеми людьми управляют высшие силы, а стало быть, у нее нет оснований сомневаться, что срок жизни Хаюрдо может быть определен ими как исключение из правил. Лилия не делилась своими раздумьями с Михаилом, но чувствовала, что тот ведает о них, как будто считывает ее мысли. Поначалу, когда Лилия осознала это, ей сильно не понравилась его способности проникать в ее мозг, но постепенно привыкла и перестала обращать внимание на подобное положение вещей. Сомнения в долгой жизни Хаюрдо продолжались до тех пор, пока, наконец, не наступило нечто вроде прозрения. Вдруг пришло на ум: а чего, собственно, она сопротивляется? Зачем выносить мозг тупым упрямством? Если Михаил втирает ей мозги, то это на его совести. И если она доверчиво отнесется к его утверждениям, это тоже на его совести. И пусть без всякой насмешки Хаюрдо в ее глазах станет живым, коль Михаилу так хочется. Пусть художник живет и продолжает рисовать свои картины. Одна из них