Магазин работает до наступления тьмы (СИ) - Бобылёва Дарья
По дробному Женечкиному топоту Хозяин понял, что сейчас им принесут много любопытных книг. Он уже давно подозревал, что правила их совместного существования здесь кажутся Женечке записанными на священных скрижалях, а всякое нарушение вызывает ужас. Кто же знал, что запреты и рамки можно полюбить так же истово, как и свободу. Очевидно, правила упорядочивали для Женечки непонятный и чуждый мир вокруг, а их неукоснительное соблюдение обеспечивало правильную работу этого мира.
«Так жить нельзя», — заявил картонажный переплет с завитушками. Матильда отмахнулась. «Крах», — рваные буквы ранами алеют на невзрачной обложке.
— Хорош трястись, помоги лучше! — Матильда сердито выпрямилась, оттолкнула Женечкину руку с книгой. — Дождемся семичасового. Концы в воду, ничего они не заметят!
«Даже не думай».
— Ты что предлагаешь, чистосердечное писать? Хозяин, ну скажите уже!..
От абсента в голове начинало слегка шуметь, и он рассеянно пожал плечами. Матильда сплюнула и продолжила заворачивать старушку в ковер. Хозяин глянул вниз — удостовериться, что ножки кресла не стоят на нем. А когда поднял голову, увидел, что Женечка уже не Матильде, а ему протягивает очередную книгу.
«Перстень с печаткой».
Все-таки прогресс у Женечки был налицо, еще лет пять — и Матильду догонит. Хозяин кивнул — мол, он все увидел и понял.
И опять промолчал.
***
Поначалу он никак не мог запомнить, что же изображено на печатке, а потом утратил к этому всякий интерес. Возможно, так оно и было задумано.
Человека с кольцом-печаткой, который пришел к нему в лечебнице, он сперва принял за следователя. Он и перстень-то не сразу заметил. Плотно закрыв дверь, гость склонился над ним с самым доброжелательным видом:
— Этот вопрос, вероятно, в дальнейшем будет казаться нелепым, но скажите, кого вы хотели убить?
— Президента, — просипел он. Что-то было не так, но не хватало сил вникнуть, что именно.
— Вы же не спутали уважаемого руководителя автомобильной компании с…
— Я не идиот.
Человек говорил на чистом, плавном русском — вот что было не так. Значит, никакой он не следователь, да и черт с ним — до чего же приятно воспринимать речь собеседника свободно, без лакун и вынужденных упрощений. Человек понизил голос:
— Вы что-то видели… у него внутри?
— Бесомрака, — сходу признался он от неожиданности. — Вроде лошадиного черепа, и огоньки горят…
— Бесомрака! — с удовольствием повторил человек. — Прекрасно, прекрасно! Бе-со-мрак. Вы нам подходите. Но предстоит ряд формальностей. Вы верно заметили, президент — он, как ни крути, президент. Беззащитный старик, любящий отец и дед, известный благотворитель — это бог с ним. Но у семейства вашей, с позволения сказать, жертвы чертовски много денег. А у нас, я вам сразу скажу, есть влияние, связи и кое-что посерьезней, но вот деньги… — Он пощелкал пальцами. — Таким деньгам нам противопоставить нечего. Да и вы изначально в невыгодном положении, сами понимаете. Крови инородцев негодующая общественность жаждет особенно страстно. И никто, увы, никто не в силах объяснить им, что вы убили на самом деле. Сами понимаете, крайне вероятен наихудший исход дела.
И человек общеизвестным пошлейшим жестом провел ногтем большого пальца, как лезвием, по собственному горлу. Страшно от этого не стало, только вспомнилась одна новелла, в которой уже отрубленная голова подала условный знак любознательному врачу, желавшему знать, как долго в ней сохранится сознание. Кажется, она подмигнула…
— Устраивать вам побег мы не станем, уж не обессудьте, но можем помочь иначе. — Человек достал из кармана склянку темного стекла, вроде аптечной. На мгновение почудилось, что в ней пляшут яркие искорки — наверное, стекло поймало блик солнца из невидимого отсюда окна. — Просто вдохните.
— Что это?
— Заместитель. Ну же, один вдох.
Человек поднес склянку к самым его губам и вынул притертую пробку. Тогда он и заметил на безымянном пальце гостя золотое кольцо-печатку, скосил глаза, тщетно пытаясь разглядеть рисунок, и сам удивился живучести собственного бесполезного любопытства. В склянке сверкнула еще одна искорка. К пузырькам с разнообразным содержимым он привык давно, и если там яд — это даже лучше. Он закрыл глаза и вдохнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Хорошо, что вы тогда не утопились, — прошелестел удаляющийся голос неизвестного благодетеля. — Это немного усложнило бы наше сотрудничество…
А дальше в памяти не осталось ничего — ни вспышек, ни хотя бы проблесков.
***
Входная дверь была заперта с самого утра, но Матильда по давней привычке поглядывала в зал — не пришел ли кто. И все не отставала, зудела, как комар:
— Вы же им не расскажете? Не расскажете, правда? Лучше напишите в отчете, что мы часы изъяли. Вещь глубоко не в себе и с чувственными проявлениями. И что я про шляпную коробку забыла — тоже напишите… Хозяин, ну что вы молчите!
У Хозяина дернулась щека, и он указал на настольные часы, покоившиеся на прозрачной хрустальной подставке, словно на подтаявшей льдине.
— Никто ничего не узнает! Комар носа не подточит! Просто не пишите в своем дурацком отчете…
— Ты забываешься, Матильда. Еще хоть слово, и я упомяну в отчете твое неподобающее поведение. — Хозяин постучал пальцем по стеклу циферблата. Граненые стрелки показывали семь ровно.
— Да хоть каждый раз упоминайте! Только про бесомрака не надо…
Хозяин, помедлив, кивнул. Его щека дернулась снова.
— Правда?
— Ты испытываешь мое терпение.
Матильда просияла и подозвала Женечку. Вместе они ухватили свернутый ковер и потащили ко входной двери магазина. Чуть не промахнулись мимо проема, потревожили бамбуковую занавесь, уронили этажерку и расколотили гипсовый бюст Гагарина. Да, с такими помощниками можно не сомневаться, что все будет в лучшем виде, комар носа не подточит, никто не узнает… Они добрались до двери, открыли ее — даже ключом в замок попали всего-то со второй попытки. Полоса тусклого красно-оранжевого света легла на пол, потянуло подгоревшим мясом. Матильда и Женечка опустили ковровый рулон на плитку и надели солнцезащитные очки — молодцы, хоть этим озаботились заранее.
— Матильда! — окликнул Хозяин.
Матильда повернула голову, блеснули круглые синие стекла.
— А где тот юноша, который теперь здесь работает? Он сегодня не придет?
— Не знаю, — пожала плечами Матильда. — Ему, наверное, надоело.
Порыв ветра из-за двери швырнул Женечке в лицо горсть песка. Матильда, не дожидаясь, пока Женечка отплюется, подняла переднюю часть рулона и потащила его за дверь. Из рулона вывалилась ступня в стоптанном ботике «прощай, молодость». Хозяин отвернулся, не в силах больше наблюдать за этой нелепой попыткой сокрытия улик. Наконец дверь захлопнулась, и стало тихо.
***
И оставил дверь приоткрытой, подперев ее чугунным утюжком — может, кто-нибудь заинтересуется и зайдет. Нет ничего лучше обыкновенного посетителя, праздношатающегося и любопытствующего, который не притащил, беспокойно озираясь, очередную вещь не в себе, а зашел «просто посмотреть»
Но шло только время, а люди не шли. Никто не желал бродить по залу и отвлекать Хозяина ни к чему не обязывающей беседой. Тогда Хозяин пошел в свой кабинет, достал из-под дивана чемодан, из чемодана — шляпную коробку, и поднял круглую крышку. Укрощенные часы-«луковица» лежали на дне спокойно и безмолвно, будто спали. Их надлежало отправить туда, откуда они явились, но… Хозяин протянул к часам руку, почти коснувшись их кончиком указательного пальца, и тут же отдернул. Если он все правильно понял, часы переносили коснувшегося их в какой-либо значительный для него момент времени, возможно — в самый значительный. Что это будет: расправа над пуховым старичком или, к примеру, момент, когда он впервые увидел бесомрака? Взаимодействовать с вещами намеренно, использовать их свойства в личных целях было категорически запрещено, он отлично помнил правила. Но раз он столько всего уже нарушил, хуже вряд ли будет. Ужасная глупость, но что, если отправиться в тот самый значительный момент, каким бы он ни был, и попробовать изменить все дальнейшее…