Андрей Дашков - Бледный всадник, Черный Валет

Валет подождал немного, а потом истратил на подвешенного остаток обоймы.

Наступила тишина. Был слышен только отрывистый лязг металла…

Игрок тоже воспользовался паузой, поменял обоймы и потрогал горячие стволы. Он ощущал приятное покалывание в затекшей правой кисти. В том, что его осадили всерьез, сомневаться не приходилось. Хорошо еще, что он спал одетым. Выскакивать наружу было рискованно до глупости. С другой стороны, дальше будет хуже. Да и жалко игрушек, лежавших под кроватью. Без них Валет как-то слабо представлял себе одинокий путь до следующего города. А когда он вспомнил о кассете с «Молчанием ягнят», то взвыл про себя, будто душа утратила надежду на спасение, а заодно и вечную жизнь.

Он попытался выглянуть в разбитое окно и чуть не лишился той части черепа, которая в плохую погоду прикрывала его мозг от дождя. Остервенело застучала крупнокалиберная «машинка», установленная во дворе, и с потолка посыпалась выкрошенная пулями известь. Образовалось облако мельчайшей серой пыли, дерущей глотку. По крайней мере Валет вовремя закрыл глаза.

Под шумок кто-то снова попытался влезть в комнату. Игрок стрелял по наитию. И снова попал. Человек застонал и рухнул на пол.

Именно в этот момент пулеметная очередь прервалась, и Валет услыхал удаляющийся топот маленьких ножек. В коридоре. Там, где должны были находиться по крайней мере трое. Он понял, что чертовщина началась без всякой прелюдии. Его «близнец» висел под самым потолком номера багровым сгустком и дергался, как повешенный, из-под которого только что вышибли табурет.

Валет ни разу в жизни не видел такого. Еще бы – это была агония…

Он сорвался с места.

Ему дали добраться до дробовика. Но когда он начал разворачиваться, то получил пулю в ягодицу. Его шансы смыться отсюда сразу же упали почти до нуля. Хорошо, что он не осознавал этого. И не допустил даже мимолетной слабости. Он просто извивался на полу, превозмогая боль, – и первый же из тех, кто подумал, что игроку крышка, схлопотал в грудь заряд дроби из левого ствола.

С огромным трудом Валет встал на ноги, вернее, на ОДНУ ногу и привалился к стене. Сейчас он находился в мертвой зоне – его не было видно ни из окна, ни из коридора. Неплохая позиция, если иметь гору патронов, запас еды и воды на месяц, а также верного напарника, чтобы спать по очереди. В противном случае это была всего лишь отсрочка приговора.

Он начал бесшумно и неловко красться вдоль стены к двери.

Неловко – так как ступать на правую ногу было все равно что всякий раз всаживать себе шило в задницу. Валета тошнило от собственных корявых движений. Он двигался, взламывая пространство, и потому ни о каком благоприятном исходе не могло быть и речи. Ему очень повезет, если удастся затаиться где-нибудь в темной дыре и дождаться ночи. Ночь – это была его стихия. Время крыс – четвероногих и двуногих…

Что-то стукнуло и покатилось по полу. Валет даже не посмотрел в ту сторону. Граната остановилась в ложбине между двумя досками.

Игрок понял, что в городе Ине жили не одни только олухи. Выходит, лучших людей он не увидел. И уже не увидит…

Он застыл. Остекленели его мышцы, нервы, мысли. Он оледенел настолько основательно, что, казалось, заморозил само время…

Но время ползло. Три, четыре, пять секунд…

Валет улыбнулся. С этой гранатой ИМ явно не повезло. И не похоже на то, что у них остался еще ящик. Значит, на него истратили последнюю и этим оказали ему немалое уважение. Но худшее было не позади, а впереди…

Валет совершенно точно знал, что за поворотом его поджидают три ЖИВЫХ человека. Скорее всего один наверху, а двое других – чуть ниже, на лестнице. Для стрелка с одним зарядом в правом стволе это оозначало практически непреодолимое препятствие. Запасные обоймы к пистолетам лежали на дразняще близком расстоянии от него – и все равно что на луне. Кровать уже мало чем напоминала ту деревянную конструкцию, на которой игрок мирно сопел в свои две дырки несколько минут назад. Одна ножка была расщеплена, и простреленное ложе перекосилось, придавив все его барахло…

Сцепив зубы, Валет утвердился на левой ноге. Находясь в этой позиции, он еще мог попытаться резко развернуться, если последует ответный залп…

Такими хреновыми его дела не были никогда. Кровь стекала по брезентовым штанам, а ему казалось, что по ногам ползают теплые липкие черви. Одна рука годилась только на то, чтобы поддерживать цевье дробовика. Плечо ныло, как будто кто-то медленно перепиливал кость колючей проволокой. На краю поля зрения возникла подозрительная рябь. Не тень «близнеца», а следствие значительной потери крови. Выбора не оставалось.

Он шагнул в коридор, словно в пропасть, готовый увидеть последнее созвездие в своей жизни – три вспышки в полутьме. Но знал, что и сам успеет выстрелить. На таком расстоянии был шанс задеть дробью всех троих, а одного так уж точно вогнать в гроб…

Его палец почти сделал свою работу. Валет не истратил заряд попусту лишь потому, что обладал стальными нервами.

На линии огня никого не было. Зато четыре трупа загромождали проход. Зрелище не для тех, кто недавно сытно позавтракал.

Валет слился со стеной. Увиденное надо было переварить. Лишь один мертвец был нафарширован дробью, выпущенной ранее из его ствола. Остальных убил кто-то другой. И, похоже, РУКАМИ. Растерзанные останки можно было убрать только совковой лопатой. Даже Валет не захотел бы встретиться один на один со своим неизвестным благодетелем…

Снизу донеслась какая-то возня. Получив неожиданный подарок в виде четырех пистолетов и семи полных обойм, игрок не преисполнился надежды и не пустил слюни в припадке жизнелюбия. Он начал спускаться по ступенькам, приволакивая одну ногу. В чудеса он не верил. Поэтому не испытывал и преждевременной радости.

Наступало воскресное утро. Днем отдохновения даже не пахло.

20. СЛЕПОЙ

Стрельба застала священника в церкви. Он готовился к службе, которая давно превратилась в фарс. Церковь посещали в основном те, кого он сам ненавидел за ханжество. Престарелые шлюхи и убийцы, ушедшие на покой, посмеивались, когда он толковал о возвышенном и печальном. К примеру, взять то место из Книги Иезекииля, где Господь якобы обрушивается с обличительной речью на народ Иерусалима. Священник особо любил смаковать тему наказаний за творимые беззакония и за то, что были отвергнуты постановления Господни. Часто он цитировал строки о том, как отцы будут есть сыновей и сыновья будут есть отцов своих. О гибели от язвы, голода и меча. О первородном грехе и вечном проклятии. Об утолении гнева и ярости Его… Священник извергал все это из себя, снимая стресс, и прекрасно понимал, что подобным текстом никого не испугаешь. Обитатели города Ина видели на своем веку и не такое.