Давид Зурдо - 616 — Ад повсюду

— Добрый Игнатий рассказал мне о том, что терзает твою душу. Взгляд адского существа, которое появилось из огня… Видения людей, переступивших запретную черту и заглянувших в преисподнюю… Слова, которые ты услышал: «АД ПОВСЮДУ»… Тебе страшно, в тебе просыпаются сомнения. Ты хочешь знать, что все это значит и что тебе делать.

Глубокий голос старика успокаивал. Казалось, в нем не было страха перед смертью.

— Признаюсь, я растерян. Более чем растерян.

— Верю. Так оно и есть. Игнатий хорошо о тебе отзывался. Он говорит, что ты — честный, прилежный, трудолюбивый юноша. Твоя вера тверда, хоть ты и ученый. Может быть, поэтому лукавый пытается сбить тебя с толку. Он искушает самых лучших, самых преданных служителей Господа. Дьявол ненавидит их больше всего на свете. Никто не знает, почему Всемогущий позволяет дьяволу искушать и соблазнять. Теологи до сих пор теряются в догадках. Возможно, это часть замысла, причины и цель которого мы не понимаем. Кривые строки вечно прямого письма[9].

— Но мое видение, слова, сломанные кости…

— Все это пугает, я признаю. Но добро превыше зла. Наш мир — ад, долина слез, пройти через которую должен каждый, кто стремится к свету. Мы до сих пор сидим за школьной партой. Бог хочет, чтобы мы узнали, что есть боль, прежде чем сможем вкусить всю полноту блаженства. Так отец позволяет сыну спотыкаться и падать, дает ему возможность познать себя — не потому, что он жесток, а потому, что это нужно ребенку.

Альберту вспомнились те ужасные глаза, что смотрели на него в языках пламени, и ему снова стало не по себе.

— Брат Джулио, я видел зло. Оно появилось из огня. Оно искало встречи со мной. Я вмешался в его планы, исследуя опыт предсмертного бытия, и сейчас я часть… Я стал пешкой в собственной игре!

— Лицо, которое появилось из огня, глаза, взгляд… Так было и прежде. — Старик произнес эти слова так, будто они вырывались из глубины его души. — Я знаю это лицо и эти глаза. Я тоже видел их однажды. Этот дух искал и нашел меня. Как и тебя.

Он тяжело вздохнул и продолжил:

— Каждый день мы ведем битву со злом. Ты воин армии нашего Господа. Не падай духом. Будь храбр. В молодости я и сам столкнулся с существом, которое не могу назвать иначе как дьяволом. Поэтому Игнатий и послал тебя ко мне. Он знает мою историю. Все это время я ждал того, кто мог бы разделить со мной мою печаль. И теперь я знаю, что этот человек — ты… Это случилось… в тысяча девятьсот двадцать втором году. Мне было двадцать семь лет, и меня только что назначили священником в приход сицилийского городка Каннето-ди-Карония.

— Каннето-ди-Карония? — воскликнул Альберт.

— Да-да. Почему это так удивляет тебя, мальчик? Ты что-то об этом знаешь?

— В этом городе год назад мы исследовали случаи произвольного самовозгорания. Дома, которые загорались сами собой, взрывы на ровном месте, огни, возникавшие из ниоткуда. Кажется, это было как-то связано со спиритическими сеансами.

— Гм… В моей истории тоже есть пожар. Но его устроили люди. Девочки. Они были убийцами, не жертвами. Почти невозможно поверить в то, что шестилетний ребенок может оказаться убийцей. Их было шестеро. Все — из неблагополучных семей. Их родители, люди бедные и, что хуже всего, безответственные, исполненные самых низменных страстей, вели беспорядочный образ жизни, редко посещали церковь и гораздо чаще — кабак. Дети росли сами по себе, в грязи и невежестве, как дикие животные. Вечно ходили в лохмотьях, никогда не ели досыта. Ни одна из девочек не посещала школу. Но, даже учитывая это обстоятельство, никто не ожидал от них поступка такой неслыханной жестокости. Лишь немногие из нас узнали правду. Мы постарались сохранить ее в тайне. Я молчал до этого дня. За остальных не могу ручаться. Но я думаю, что они унесли эту тайну с собой в могилу. Большинство из тех, кто знал об этом, умерло несколько недель спустя.

Нетерпение отца Клоистера нарастало. Он еще не знал, в какое русло войдет эта история и как она связана с его случаем. Но он был уверен: связь есть. Может быть, даже слишком тесная. По мере того как старик продолжал свой рассказ, Альберта охватывал неистребимый ужас.

— Одна из девочек, она была у них вожаком, росла в семье, которую обвинили в наведении порчи. За двадцать лет до события в Каннето-ди-Карония жители соседнего городка Тремуцца убили ее деда, его жену и детей. Их тела свалили в большую яму вместе с принадлежавшей им скотиной, забросали землей, а сверху посыпали серой. Самому младшему было всего четыре года… Эта семья наводила ужас на всех. После того как двое подростков изнасиловали и замучили до смерти девушку, повесив ее на дерево и расчленив на части, жители этого городка, среди которых был и приходский священник, решили взять правосудие в свои руки и убили всех членов семьи, как бешеных собак, без суда и оправдания. За боль заплатили болью. Зло словно скрепили цементом, замешанном на крови, земле и сере. Последняя идея принадлежала священнику. Должно быть, он вспомнил, что когда-то инквизиция, отправляя на казнь ведьм и колдунов, натирала их одежду серой. С незапамятных времен сера, добываемая из недр земли, символизировала ад. Ненависть достигла невообразимых высот. Когда зло глубоко проникает в сердца людей, они превращаются в дикарей, грабителей, охотников, вечно жаждущих крови. В этом уголке Сицилии зло пустило корни дуба и дало побеги плюща. Оно проникло в самые узкие щели, самые отдаленные места.

На преступлении девочек, о котором я тебе расскажу, стоит печать забвения. Если не можешь понять, лучше забыть. Ужасная боль, ранившая душу, не живет долго. Люди помнят лишь о том, что случился пожар, и в нем погибло двенадцать детей, но как шесть девочек и шесть младенцев могли оказаться в сарае для сена, осталось загадкой. Я-то знал, что произошло на самом деле. Шесть девочек принесли младенцев в сарай и удушили их. Потом они подожгли сарай. Мэр, коадъютор[10] церковного прихода, два крестьянина с поля и я подоспели уже к развязке и онемели от ужаса. Девочки прыгали и весело смеялись. У одной в руке была бутылка с бензином, и она подливала его в огонь. Их лица… Нет слов, которые могли бы передать выражение этих ангельских детских лиц, созерцающих свое жуткое преступление. Для меня не было сомнений: в этих детей вселился дьявол. Говорят, одержимые не утрачивают полностью своей воли, но я в тот момент был хуже одержимого — мой рассудок помрачился. Один крестьянин рухнул на землю как подкошенный. Остальные бросились тушить пожар и вытаскивать девочек, но все было напрасно… Все шестеро сгорели рядом с трупами новорожденных. Крестьянин, упавший в обморок, скончался той же ночью от разрыва сердца. У мэра, который сражался до последнего, пытаясь спасти девочек, обгорела половина тела. Он не протянул и нескольких дней. Другой крестьянин умер два месяца спустя по непонятным причинам. Жена нашла его в кровати с широко раскрытыми глазами и скрюченными пальцами рук. Мой коадъютор, добрый и благородный человек, вскоре повесился. У меня обгорели руки и лицо.