Стивен Кинг - Полицейский из библиотеки

К полуночи его мыслями завладела Аделия Лортц, и вот тогда стало совсем плохо. Он начал думать, как страшно было бы, окажись Аделия Лортц в его туалете или под его кроватью. Он увидел, как она ухмыляется, радостно, тайно, под покровом ночи, ее пальцы с длинными, острыми ногтями извиваются, а волосы спадают на лицо, образуя таинственный лохматый парик. Он представил себе, как размягчились бы его кости, если бы она начала шептать ему.

«Вы потеряли книги, Сэм. поэтому вам придется стать библиотечным полицейским… вы потеряли книги… вы потеряли…»

Наконец, около половины третьего Сэм не смог более выносить это. Он сел в постели и пошарил в темноте рукой, чтобы зажечь ночник. И пока он это делал, ему явилось новое видение, такое ясное, почти реальность: он был в спальне не один, и его гостем была не Аделия Лортц. Нет. Его гостем был библиотечный полицейский с плаката, которого больше не было в детской библиотеке. Он стоял здесь в темноте, высокий бледный человек, облаченный в шинель, человек с дурным цветом лица и белым неровным шрамом на левой щеке, под левым глазом, на уровне переносицы. Сэм не заметил шрама на лице на плакате, но только потому, что художник не пожелал нарисовать его. Шрам был. Сэм знал, что шрам был.

«Не врите, кушты есть. — надоедливо настаивал библиотечный полицейский чуточку шепелявым голосом. — По боковым дорожкам растут кушты. Множештво куштов. И мы отыщем их. Мы отыщем их вместе».

«Нет! Прекратите это. Просто… Прекратите это!»

И когда он дрожащей рукой нашел наконец-то лампу, в комнате скрипнула доска, и он, бездыханный, издал короткий крик. Рука сжала выключатель. Зажегся свет. На мгновение он подумал, что действительно видел высокого человека, но потом понял, что это была тень от шифоньера на стене.

Сэм опустил ноги на пол и на минуту закрыл лицо руками. Затем он потянулся за пачкой сигарет «Кент» на тумбочке.

«Тебе надо владеть собой, — пробормотал он. — О каком хрене ты думаешь?»

«Я не знаю. — быстро ответил голос внутри него. — Более того. я не хочу знать. Никогда. Кусты — это было так давно. Мне вовсе не надо вспоминать их снова. Или этот привкус. Этот сладковатый, сладковатый привкус».

Он зажег сигарету и сделал глубокую затяжку.

Хуже всего вот что: в другой раз он, возможно, в самом деле увидит человека в шинели. Или Аделию. Или Горго, Хмельного императора из страны Прозрачного Сидра. Потому что если он смог так отчетливо вообразить свое посещение библиотеки и знакомство с Аделией Лортц, он был способен вообразить что угодно. Нет ничего невозможного, если вы начали придумывать люки на потолке, которых там нет, людей, которых не было, и даже кусты, которых тоже нет. Не надейся, что тебе удастся подавить восстание в своих собственных мыслях.

Он пошел на кухню, зажигая все лампочки по пути, борясь с настойчивым желанием посмотреть через плечо, чтобы проверить, не идет ли кто сзади. Скажем, служитель порядка. Он подумал, что ему нужна таблетка снотворного, но поскольку у него не было ничего под рукой, даже такого распространенного, как соминекс, он решил, что придумает что-нибудь сам. Он налил молока в кастрюльку. подогрел его, вылил в кружку, из которой пил кофе, затем добавил умеренную порцию брэнди. Так, он видел, делают в фильмах. Он попробовал, лицо его искривилось в гримасе, он вылил почти всю эту противную жидкость в раковину и посмотрел на часы на микровейве. Без четверти час. До рассвета еще далеко, сколько еще времени можно придумывать Аделию Лортц и библиотечного полицейского, которые крадутся вверх по лестнице. держа острые ножи в зубах.

«Или стрелы, — подумал он. — Длинные черные стрелы. Аделия и полицейский из библиотеки крадутся вверх по лестнице, зажав длинные черные стрелы в зубах. Как насчет такого образа, друзья и соседи?»

Стрелы?

Почему стрелы?

Он не хотел думать об этом. Он устал от мыслей, которые вылетали из его некогда спокойного сознания с жужжанием ужасных вонючих пчел.

«Я не хочу думать об этом. Я не буду думать об этом».

Он выпил остатки молока с брэнди и опять лег в постель.

Он не стал выключать свет у постели и поэтому почувствовал себя спокойнее. Он подумал, что и впрямь может заснуть до того, как вселенная запылает в огне. Он подтянул одеяло к подбородку, положил руки под голову и посмотрел на потолок.

«Кое-что из всего этого в самом деле произошло, — подумал он. Не может быть, что ВСЕ галлюцинации… если только я на самом деле не в психиатрической клинике у Кедровой Стремнины, может быть, я уже там. лежу в смирительной рубашке, а воображаю, что лежу здесь, в своей собственной кровати».

Да, он произносил речь. Он использовал в ней шутки из «Спутника оратора» и стихотворение Спенсера Майкла Фриза из «Самых любимых стихотворений американцев». И поскольку ни той, ни другой книги не было в его скромной коллекции, ему надо было взять их в библиотеке. И Нейоми встречала Аделию Лортц, во всяком случае, слышала ее имя, да и мать Нейоми тоже. Да-да! Реакция была такой, как будто он разорвал хлопушку под креслом, на котором она сидела.

«Я могу проверить, — подумал он. — Если миссис Хиггинз знает это имя, другим людям оно тоже будет знакомо. Может быть, не этим ребятам из Чеплтона, совмещающим учебу с работой, а тем, кто давно живет в Джанкшн Сити. Фрэнку Стивенсу. например. Или Дейву Грязная Работа…»

В это мгновение Сэм наконец-то отключился. Он и не заметил, как пересек эту плавную границу между бодрствованием и сном; он не переставал думать, но мысли обрели более странные и невероятные очертания. Очертания стали сном. А сон стал кошмаром. Он снова был на Улице Углов, и три хмыря сидели на крыльце и корпели над своими плакатами. Он спросил Дейва Грязная Работа, что он делает.

«Эу, просто провожу время», — сказал Дейв и затем стыдливо повернул свой плакат, чтобы Сэм мог увидеть его.

На плакате был нарисован Простак Саймон. Его посадили на плевки, вокруг занимался огонь. Он сжимал пучок тлеющих красных лакриц в одной руке. Одежда на нем горела, но он был еще жив. Он пронзительно кричал. Под этой ужасной картиной было написано:

ОБЕД ДЛЯ ДЕТЕЙ В КУСТАХ ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ

ПОЖЕРТВОВАНИЯ В ФОНД БИБЛИОТЕЧНОЙ ПОЛИЦИИ

НАЧАЛО В 2 ЧАСА НОЧИ

ПРИХОДИ ТЫ. ПРИХОДИТЕ ВСЕ

«ЭТО ЧАО-ДЕ-ДАО!»

— Дейв, это ужасно, — сказал во сне Сэм.

— Вовсе нет, — ответил Дейв Грязная Работа. — Дети называют его Простак Саймон. Им нравится его есть. По-моему, это полезно для здоровья, правда?

— Посмотри! — закричал Рудольф. — Посмотри, это Сара? Сэм поднял глаза и увидел, что по замусоренной, заросшей сорняками площадке между Улицей Углов и комбинатом переработки вторичного сырья идет Нейоми. Она шла очень медленно, потому что толкала перед собой тележку, груженную экземплярами «Спутника оратора» и «Самых любимых стихотворений американцев». Она была в лучах заходящего солнца, мрачного яркого красного света горящей топки, и вдали длинный пассажирский состав медленно громыхал по рельсам, устремляясь в пустоту, на запад штата Айова. В йен было, по крайней мере, тридцать вагонов, и каждый вагон был черного цвета. Сэм догадался, что это был траурный поезд.