Александр Костенко - Интересно девки пляшут, или Введение в профессию

— И что же такого страшного сказал ваш декан?

— Дословно следующее: «Боюсь, вам придётся покинуть наш институт».

После этих слов молодой человек заразительно рассмеялся, а я невозмутимо продолжала:

— Во-вторых, всего каких-нибудь три часа назад меня выгнал из дома, правда своего, мой последний гражданский муж. Согласитесь, что принимать такие радикальные меры к человеку, слегка пригубившему огненной воды, — просто паскудство. Тем более, что у меня для этого ужасного поступка был повод.

— Ну, конечно, все так говорят!

Видимо, пригубила я вчера всё-таки лишнего, ибо всегда стеснялась заводить знакомства в общественном транспорте, а тут вдруг попёрла на несчастного, как танк:

— А как Вас зовут? Теперь Вы всё про меня знаете, а я про Вас — ничегошеньки, — вконец обнаглела я, доставая из пластикового пакета с изображённой на нём полуголой красоткой ещё одну бутылку.

— Антон, — певуче проговорил он и собирался что-то добавить, но замолчал.

Представьте себе — вино застряло у меня в глотке. Эффект был поразительный. Молчание наше скорее напоминало сцену из кинофильма «Покровские ворота». Дело в том, что моего первого мужа тоже звали Антоном, и я была сыта, как говорится, им по горло. Что впрочем, несмотря на нехорошие предчувствия, промелькнувшие у меня в голове, не ослабило моего интереса к данной особе. Уж не знаю, что заставляет женщин снова и снова бросаться в омут, но в данном конкретном случае видимо вино и жара сделали своё коварное дело. Только так я могу объяснить мои дальнейшие безрассудные поступки. Короче говоря, на мою не слишком любезную мимику Антон, к счастью, не обратил абсолютно никакого внимания, так как был занят созерцанием чего-то или кого-то в боковом проходе.

— Наташа, — также представилась я, отвлёкшись от бутылочной пробки, которую тщетно пыталась протолкнуть внутрь, и проследила за его взглядом. В проходе прямо перед нами стоял — «целый цыганский табор»! Но мне было не до него. До конечной станции Малоярославец оставалось совсем мало времени, а ещё надо было закрепить успех. Сидеть на даче одной сегодня мне не хотелось. Тем более, что подвернулся такой мачо. Антон мне чертовски понравился, и если бы ещё удалось заманить его к себе на фазенду… Естественно, без всяких гнусных намерений!

Тут ко мне, весьма некстати, обратилась проходящая мимо цыганка:

— Позолоти ручку — всю правду скажу.

Уж не знаю почему, но при обилии вокруг других потенциальных жертв абсолютно все без исключения цыганки предпочитают обращаться с подобными предложениями именно ко мне. Наверное, на фоне окружающих я выгляжу наиболее глупо. Обидно, конечно, но такова суровая действительность. После того, как меня несколько раз самым бессовестным образом облапошили, один знакомый молдаванин, «дока» в такого рода делах, объяснил мне, как себя вести. Главное — ни при каких обстоятельствах не вступать с цыганками в разговор. Заговоришь с ними — пиши пропало, не отвяжутся. Поэтому я поспешно отвернулась. Наверное, даже чуть быстрее, чем требовала от меня в данный момент элементарная вежливость. Цыганка замолчала, но не успела я вздохнуть с облегчением, как её оборванные детишки потянули ко мне и моему новому знакомому свои чумазые ручки. Конечно, мне было их жаль, но я помнила строгий наказ старого молдаванина. И первые несколько секунд держалась, как последний дот Брестской крепости… И всё же достала какую-то мелочь из кармана и дала каждому ребёнку по монетке.

Чёртова идиотка, хотела выглядеть великодушной в глазах сидящего напротив парня. За что моментально и поплатилась…

Не успела я оглянуться, как эта старушенция в цветастой юбке и таком же платке вырвала у меня из головы волос и положила его на невесть откуда появившееся в её руках маленькое зеркальце. От такой наглости я, естественно, на некоторое время потеряла дар речи. Цыганка же, бросив мимолётный взгляд на волос, помолчала секунду и вдруг как-то неуловимо изменилась в лице. Потом неожиданно забрала у детей мелочь, которую я им дала, положила рядом со мной на дерматиновое сидение и, ни слова не говоря, пошла прочь. Тут я обалдела окончательно. Забыв о прекрасном спутнике, я бросилась за цыганкой и нагнала старуху уже в тамбуре.

— Что хочешь, молодая и красивая? — как-то странно спросила она, не оглядываясь.

— Что Вы там увидели? Скажите! Вот — деньги, — почти вскричала я.

Никогда не думала, что я такая впечатлительная, но в данный момент меня почему-то трясло, причём как в лихоманке, наверное, от жутких предчувствий.

— Приедешь домой, — замогильным голосом начала она, — найдёшь любимого человека мёртвым. И семь лет будешь одна… Всё, больше ничего не скажу. А деньги свои — себе оставь, — сказала и пошла дальше как ни в чём не бывало.

Я, как в полусне, добрела до своего места и, сделав большой глоток из горлышка, тяжело плюхнулась на жёсткое сидение.

— Ну вот, только познакомишься с приятной девушкой, как выясняется, что она обычный алкоголик, — откуда-то издалека долетел до меня весёлый голос нового знакомого.

— Почему алкоголик? — не поняла я.

— Потому что пьёшь одна, а мне не предлагаешь, — внезапно перешёл он на «ты». — Вот и выходит…

— Возьми, — торопливо сказала я и протянула ему бутылку. Он тоже, как и я, глотнул прямо из горлышка и поинтересовался:

— И что такого эта старушенция тебе там накаркала?

Я удивлённо посмотрела него: «Развитие наших отношений, судя по всему, резко набирало скорость. Впрочем, то, что у него от вина на такой жаре чуть закружилась голова, ещё ни о чём не говорит», — и поведала суть моих тревог.

— Чепуха, — поставил он уверенный диагноз. — Плюнь и забудь, — добавил и снова потянулся за бутылкой.

Вскоре мы с ним неплохо поладили и уже через каких-нибудь два часа любовались красивейшим озером с крыльца моей дачи. Я сбегала к знакомым рыбакам и взяла по вполне нормальной цене свежей рыбы и заднюю часть кабанчика, забежала на почту и позвонила в Москву. А, убедившись, что там всё в порядке, несколько повеселела. Ну а потом вообще всё было просто замечательно. Вскоре над нашими головами ярко засияли крупные звёзды, а запахи ухи и шашлыка приятно щекотали ноздри. Ну а уж когда костёр совсем потух, и я увлекла Антошку в дом, где он бесцеремонно опрокинул меня на широкую кровать, тревоги мои рассеялись окончательно.

В эту ночь мне приснился страшный сон. Как будто мы с мамой сидели на даче в саду. А кругом лежал пушистый глубокий снег. Темнело. И мы вели неспешную беседу. Вдруг я краем глаза увидела, как с крыльца быстрым шагом сошёл папа в ослепительно белом длинном плаще с мальтийским крестом и кроваво-красным подбоем и, не оглядываясь, пошёл вглубь уже совсем тёмного сада. Мы окликнули его, но он, не оборачиваясь, поспешил прочь. Когда он скрылся в темноте, я вскочила и хотела было бежать за отцом, но остановилась, не сделав и шага. На снегу, по которому он прошёл, не осталось ни единого следа. Глубокий снег по-прежнему был девственно чистым и нетронутым… Проснулась я в холодном поту и долго с бешено колотящимся сердцем лежала с открытыми глазами. Рядом зашевелился Антон и, повернувшись, нежно обнял меня, крепко прижавшись всем телом. Снова тёплая волна захлестнула меня, и я утонула в каком-то спокойном и добром сне.