Наталья Александрова - Последняя загадка Ивана Грозного

– Ты так уверен в этом? – мягко спросила Лариса, прикидывая про себя, как бы половчее откланяться и бежать из этого дома, где нападают ненормальные коты, а хозяин тоже со странностями.

Она тут же устыдилась своих мыслей – человек такое пережил, на всю жизнь к инвалидному креслу прикован, его можно только пожалеть.

Но вот как раз жалости хозяин квартиры у нее не вызывал – не так себя вел, чтобы его жалели. Но кот его все равно противный.

– Я знаю такие шкатулки! – теперь в голосе Володи слышалась самая настоящая страсть. – Я много читал, интересовался. Обязательно должно быть двойное дно.

Лариса вдруг вспомнила взгляд Ильи Васильевича в тот последний день – пронизывающий, все понимающий. Не просто так он подарил ей эту шкатулку, ох не просто!

Она тут же отогнала эту мысль. Ну что такого старик мог иметь в виду? Ну, допустим, предчувствовал он свою смерть, в это Лариса поверит, были в ее практике такие случаи. Говорит больной человек – я завтра умру, так и выходит. А в случае со стариком и провидцем быть не надо, ей и то было ясно, что дело к концу шло.

Ну, знал он, что одинок, что квартира государству достанется, а вещи на помойку выбросят. И решил спасти ценную вещь. Только ценная-то она только для него была, а на самом деле – десять тысяч стоит, уж не такие большие деньги даже для Ларисы. Нет, все-таки хорошо, что она шкатулку не выбросила, теперь хоть совесть не мучает…

Володя отодвинул шкатулку и утомленно откинул голову на спинку кресла.

– Черт, ничего не выходит!

– Дай-ка… – Лариса опытными руками стала массировать ему шею и плечи. – Расслабься, может, что умное в голову придет!

Через некоторое время он глубоко вздохнул и открыл глаза – боль отпустила.

– Спасибо тебе, – он нашел Ларисину руку и сжал ее благодарно, – знаешь, умного в голову ничего не приходит, стало быть, нужно идти другим путем. Дно я все ощупал, и так и этак, и всю шкатулку тоже. Ножки проверял – никакого эффекта. Ну что ж это такое!

Он закрыл шкатулку, потом снова резко открыл. Крышка откинулась с резким скрипом, и у Ларисы перед глазами возникли старческие слабые руки, которые бережно гладят крышку шкатулки, а потом открывают ее, но не сразу, а постепенно, так что скрип получается не резкий и пронзительный, а с перерывами.

– Знаешь, – неуверенно заговорила Лариса, – если попробовать раскрывать шкатулку постепенно, как бы плавными скачками… Старик так сделал один раз, потом заглянул внутрь – довольный такой – и отдал мне шкатулку.

– А ты не могла тоже посмотреть! – закричал Володя.

– Да мне ни к чему было…

– Ох вы, женщины, то до всего им дело, суются, куда и не просят, а то элементарного любопытства не имеют!

«Развернуться и уйти, – подумала Лариса, – что, в самом деле, я нанималась, что ли, слушать, как он орет? Андрею так и скажу – была, все сказала, что знала, а на большее ты не рассчитывай, как в старой песне поется…»

– Извини… – Володя все понял по ее лицу, – извини, я сорвался. Обидно очень… Если бы ты запомнила точно, в какой последовательности он открывал – ну, скачки эти… Понимаешь, это очень важно. Если неправильно все сделать, то механизм может заблокироваться, и тогда никогда шкатулку не открыть.

– Ладно, – оттаяла Лариса, потому что глаза у ее собеседника были очень грустные, – значит, тогда показалось, мне, что скрип напоминает какую-то мелодию. То есть не мелодию, размер, вот если постучать… – она постучала по столу, – это какая песня?

– Маленькой елочке холодно зимой, – усмехнулся Володя, – ты меня за дурака, что ли, держишь? У меня, знаешь, позвоночник сломан был, а голова цела…

– Да погоди ты! – закричала Лариса. – С мысли меня не сбивай!

Тотчас открылась дверь, и на пороге появился кот. Глаза его горели зеленым волчьим светом, шерсть на спине стояла дыбом, отчего и так-то большой, он стал просто огромным. Кот раскрыл пасть и зашипел грозно. Выглядел он устрашающе, но на Ларису не произвел ни малейшего впечатления.

– Отвали! – отмахнулась она. – Никто на твоего хозяина не покушается!

– У нас с бабушкой такая в детстве игра была, – заговорила Лариса, когда кот без лишнего звука удалился, чихнув на прощанье, – вроде как по телевизору – «Угадай мелодию». Только нужно было ту мелодию простучать и по ритму угадать. Я поэтому и запомнила те скрипы, как мелодию.

– И что? Какая мелодия? – недоверчиво усмехнулся Володя. – «Во поле березка стояла»? Или «Боже, царя храни»?

– Тебе надо узнать секрет шкатулки или нет? – теперь Лариса постаралась не повышать голос, поскольку кот снова припрется и на этот раз может броситься на нее без предупредительного шипенья.

– Надо, – Володя стал серьезным, – так какая мелодия тебе запомнилась?

– «Августин…»

– Чего?

– Того, – передразнила Лариса, – в сказке Андерсена «Свинопас» принцесса что поет?

– А что? – он оторопело хлопал глазами.

– Ах, мой милый Августин, Августин, Августин. Ах, мой милый Августин, все прошло, все… – пропела Лариса, – а теперь слушай… – она простучала первую часть. – Ну, будешь пытаться или мне самой открыть? Время идет, уж скоро стемнеет…

– Ну, давай. – Он положил руки на крышку, и Ларисе показалось, что птицы орнамента слегка отпрянули в стороны, как будто испугавшись.

Главное – не ошибиться. Лариса затаила дыхание, слушая неравномерный прерывистый скрип. Вроде бы так было у старика…

«Все прошло, все…»

– Все! – сказал Володя.

И вдруг дно шкатулки волшебным образом поднялось вместе с крышкой. И там, в углублении, мелькнуло что-то грязно-белое.

– Ой! – вскрикнула Лариса. – Что там?

– Спокойно! – Володя пинцетом достал из углубления ветхую, пожелтевшую от времени бумагу и осторожно развернул сложенный вчетверо лист.

Это была старая, выцветшая от времени карта, точнее, городской план.

Очертания улиц показались Ларисе знакомыми, а когда Владимир передал ей лупу и она смогла прочесть названия улиц, всякие сомнения отпали. Это был план Санкт-Петербурга. Многие названия были незнакомы, но некоторые сохранились или были восстановлены во время перестройки – Большая и Малая Морская улицы, Сергиевская, Захарьевская, Фурштатская…

Как будто для того, чтобы избавить ее от последних сомнений, внизу было напечатано мелким шрифтом, в старой орфографии:

«План города Санкт-Петербурга. В квадратном дюйме триста сажен».

Володя взглянул на эту надпись и продекламировал:

– В Константинополе у туркаВалялся, порван и загажен,План города Санкт-Петербурга –В квадратном дюйме триста сажен…

Вот именно о таком плане писал поэт почти сто лет назад!