Знаки и знамения - Мара Вульф
– Нет. Прости, Валеа. Мне пришлось вас разделить. Тогда я считал, что у меня нет иного выбора. – Он приблизился к столу и указал мне мое место.
Я не могла оторвать взгляд от Кирилла. Мой брат вырос. Как и я. Каждый сам по себе и без помощи другого. Раньше я всегда знала, о чем он думает. Иногда становилось по-настоящему жутко от того, как мы заканчивали мысли друг за другом. Сейчас же брат сидел напротив меня, но даже в глаза мне не смотрел. Неужели он на меня злился? Меня все больше беспокоил его отталкивающий вид. В течение многих лет я страдала от утраты своей семьи, а теперь узнала, что всех ночей, которые я проплакала в одиночестве, можно было бы избежать. Мы могли поддержать и утешить друг друга. Как Раду мог поступить так жестоко? Ни одно объяснение не в силах компенсировать украденное время.
Дедушкина натянутая улыбка частично маскировала сожаление в его глазах.
– После той роковой ночи я посчитал, что вы не должны оставаться вместе, – начал он. – Не после того, что случилось. Это решение далось мне нелегко. Можешь мне поверить. Но иначе было нельзя. Так как нашим врагам не удалось уничтожить всю нашу семью, я опасался новых нападений. И не имел права рисковать.
Аргумент звучал убедительно, но ведь не могло не существовать другого пути.
– Вы тоже жили среди людей? – спросила я у Кирилла и Лупы. Смотреть на Раду не было сил.
– Слава Великой Богине, нет. Конечно, нет. Нам выпала честь вырасти в Раске. – Сарказм Лупы просто невозможно было не услышать, пусть я и не знала, кому он адресован. Она пристально посмотрела на меня холодным взглядом. – Тебя отослали, потому что ты почти не обладала магией. Твои шансы на безопасную жизнь в Мунтении оказались самыми высокими. Раду хотел вывести тебя из зоны риска. Все ведь так и было, верно?
– Ты самая младшая, – подтвердил он. – За тебя я волновался сильнее всего и верил, что Селеста не найдет тебя у людей.
– Потому что у меня практически нет магии, которую можно учуять, – саркастично вставила я. Николаю Лазарю хватило и этих крох, но я не стала об этом напоминать.
Лупа пренебрежительно хмыкнула и за несколько глотков осушила свой бокал с вином. Она злилась на меня – до сих пор или уже опять. Я не знала, в чем сестра меня винила. То, что я не выросла в Ардяле, – не мое решение и не мой выбор.
– Нужно оставить старые распри в прошлом, – с трудом контролируя себя, попросила я. – Мы и так потеряли слишком много времени. – Двенадцать лет, почти тринадцать, если быть точной. Я посмотрела на Кирилла, однако мой взгляд ударился в стену горечи и обиды. Позже надо будет поговорить с ним наедине. – Я понимаю, что ты стремился меня защитить, – обратилась я к Раду. – Но рано или поздно ты обязан был сказать мне, что они живы. – Я понятия не имела, как его за это простить. И сумею ли я.
– А что бы это изменило?
В голосе Кирилла сквозило презрение. Презрение, которого я не понимала. Я пыталась найти в этом лице мальчика, которым он был, однако вся мягкость исчезла. Его насыщенно-зеленые глаза смотрели на меня с враждебностью. Мальчик, который так любил смеяться, петь и играть, превратился в ожесточенного взрослого. Жизнь украла нашу легкость. Вернее, это сделали наши враги. Кирилл так же коротко и аккуратно стриг черные волосы, как наш отец. У него был такой же хохолок, как у папы. Однако в тонких чертах лица угадывалась наша мать. Они мало изменились со времен нашего детства, а вот выражение его глаз – еще как. Там, где раньше радость лилась через край, сейчас остались лишь смирение и тоска.
– Ты ведь комфортно чувствовала себя в Аквинкуме, не так ли? Только не говори, что скучала по нам, – нарушил тишину голос Лупы. – Хорошо выглядишь.
И снова это звучало не как комплимент. И пусть сама она казалась точной копией нашей матери, на стройной фигуре, оттенке кожи и волос сходство с той нежной, чуткой женщиной заканчивалось. Мама не носила колец ни в носу, ни в нижней губе, ни в ушах. А каждый взгляд серебристо-голубых глаз, был полон теплоты и заботы, а не цинизма, как у Лупы.
В голове мелькнул вопрос, не было ли мое одинокое детство среди людей лучшей долей? Стремясь сохранить каждое воспоминание о своей семье, я пыталась в мельчайших деталях усвоить викканское учение. После того, что произошло, это не всегда давалось мне легко, но я делала все, что могла. Я росла импульсивным ребенком и всегда стремилась добиваться своего. Однако гибель семьи преподала мне жестокий урок: нам слишком часто приходится покоряться судьбе. Гнев или ярость ничего не изменят. Зато принятие своей судьбы такой, какой ее задумала Богиня, требовало дисциплины и огромного количества позитивной энергии, чтобы еще больше не усиливать негатив в мире. Потому что только добро притягивало добро. А та атмосфера, которая ощущалась в этом зале, никак не могла прийтись по душе Богине.
– Я всегда хотела домой и очень сильно по вам скучала. Долгие месяцы, а точнее годы. – Собственную злость я заперла за толстой стеной. Раду был прав. Необходимо оставить прошлое в прошлом. Смерть наших родителей, дедушкин обман и ссоры из детства. Я хорошо помнила, как мы с Лупой соперничали за любовь отца, и, так как я была младше, мне чаще позволяли сидеть у него на плечах или на коленях. Я спала в родительской постели, когда мне снились кошмары, в то время как Лупе полагалось быть старшей и разумной сестрой. И я не раз показывала ей язык, когда папа читал сказку на ночь мне первой. – Я скорбела по вам, – сказала я.
На лицах брата и сестры не дрогнул ни один мускул. Внутри меня росло разочарование, но я не хотела сдаваться. Буду бороться за нас до последнего, поклялась себе я. Ведь то, что ты отдаешь, рано или поздно тебе возвращается.
– Ты уже говорил ей, почему разрешил Магнусу привести ее обратно? – повернулась Лупа к Раду.
– Нет. Хотел дать вам время заново узнать друг друга. Думал, может быть, вы захотите провести вечер вместе. Одни.
Кирилл прищурился:
– Нам не нужно время. Оно у нас заканчивается. Чем быстрее мы введем ее в курс дела, тем лучше.
Я могла понять, почему сердилась Лупа, но его гнев выглядел совершенно необоснованным. Его я всегда поддерживала. Только не в
