Майк Стокс - Тень призрака

— Что она, Карлос?

— На нее ничего не действовало. Мои удары не причиняли ей боли. Я отпустил ее и с отвращением уставился на свои руки, прикасавшиеся к ней. К ее серой, замшелой коже. «Ты помнишь, что было шестнадцатого ноября?» — прошипела она. Как я мог забыть день, когда умер мой отец и когда я впервые увидел ее?! Я медленно кивнул. Один раз, другой, третий. «Этот день ты запомнишь тоже!» — выкрикнула она, разразившись мерзким хохотом…

Карлоса трясло. Я прикоснулся к его руке, как бы давая ему понять, что продолжать не нужно. Но теперь уже ничто не могло его остановить. Он собирался высказаться до конца.

— Я был вне себя от ярости. Я кричал на нее: «Я тебя ненавижу, всегда тебя ненавидел!» И она ответила мне робким игривым шепотом, от которого меня охватила дрожь омерзения: «Да, ты всю жизнь знал меня и всю жизнь ненавидел, но я знала тебя еще дольше. Я знала тебя до того, как ты появился на свет. И когда ты умрешь, мы с тобой встретимся и по ту сторону смерти». «Кто ты?» — в ужасе выкрикнул я. И она мне сказала: «Я — ад».

Он произнес это слово с такой жгучей яростью, что я невольно отпрянул.

— Она плюнула мне в лицо. Ее слюна… вязкая, липкая и зловонная… прилепилась ко мне, как присоска. А потом она подхватила юбки и побежала прочь. Да, побежала. Но я не слышал звука ее шагов. Я опустился прямо на мостовую. Кажется, я был в беспамятстве. Через час меня там нашел прохожий. Священник. Я не сказал ему, что со мной произошло. Он, наверное, подумал, что мне стало дурно или что я был пьян. Он помог мне добраться домой. И как ты думаешь, Габриэль, кто ждал меня дома?

— Кто?

— Полковник Фалькон. Он вновь приехал из Севильи, чтобы сообщить мне дурную весть. То, о чем я сейчас говорю, случилось три недели назад. Он приехал сказать мне, что Хоакина, моя любимая, умерла.

Карлос закрыл лицо руками, сотрясаясь от беззвучных рыданий.

Я молчал, потрясенный его рассказом. Больше всего меня волновало состояние моего друга. Поверил ли я в существование Высокой Дамы, этой вестницы смерти? Нет, не поверил. Но я понял, что сам Карлос верит в нее. Честно сказать, я подумал, что он помешался от горя. И даже более того, я решил, что мой друг и раньше был предрасположен к чему-то подобному, поскольку его странная фобия, которая проявилась в нем с ранних лет, явно указывала на некоторую душевную нестабильность. Разумеется, все свои соображения я оставил при себе. Но он, кажется, понял все и без слов. С этого времени он больше ни разу не упомянул про Высокую Даму — ни в разговоре со мной, ни, насколько я знаю, в разговорах с кем-то еще.

Когда я собрался уходить, Карлос вновь занялся своей дощечкой.

— Ты мне покажешь, когда закончишь? — спросил я.

— Когда я ее закончу, ты ее непременно увидишь, — отозвался он, не подняв головы.

Через несколько дней мне пришлось в срочном порядке уехать в провинцию Альбасете: мне поручили проследить за восстановлением затопленной шахты. Я написал Карлосу несколько писем, но ответа не получил. До меня доходили слухи, что он очень болен, что у него желудочная лихорадка и разлитие желчи. Примерно через год после того, как мы с ним расстались, я получил письмо от его сестры. Это было приглашение на похороны. Похороны Карлоса. Его сестра писала, что он впал в глубочайшую депрессию после смерти Хоакины и тихо угас, так и не оправившись. Я был потрясен до глубины души.

Поместье семьи Карлоса находилось в деревне, в нескольких милях от Севильи, а фамильный склеп — на кладбище Санта-Мария. Двенадцать карет похоронной процессии медленно продвигались по узким улочкам старого городка. За процессией шли слуги и работники поместья. Их было, наверное, несколько сотен. Все хотели отдать последнюю дань уважения моему бедному другу.

Я ехал в одной из карет, замыкавших процессию. Со мной было еще трое мужчин. С одним из них я был знаком. Мы с ним вместе учились инженерному делу, хотя впоследствии не виделись ни разу. Однако мы разговорились на правах старых знакомцев. Мы как раз говорили о Карлосе, и тут я случайно взглянул в окно, и мое внимание привлекло одно любопытное здание.

— Взгляните! — Я указал своему собеседнику на заинтересовавшее меня строение. — Этой мавританской постройке более четырехсот лет, и я готов поспорить, что она простоит еще четыреста.

Он согласился со мной и пустился в пространные рассуждения о мавританской архитектуре. Я уже и забыл, каким он может быть нудным, и вежливо кивал головой, хотя и не вслушивался в его слова. Я рассеянно глядел в окно. Люди на улицах, по которым тащился наш скорбный кортеж, приостанавливались, завидев нас, чтобы отдать дань уважения покойному.

Мы как раз проезжали мимо небольшой группы людей, и тут мне бросилась в глаза одна женщина. Она стояла чуть позади, но из-за необыкновенно высокого роста выделялась из толпы — она была на голову выше самого высокого из мужчин. Мне показалось, что наши взгляды на мгновение встретились. Я откинулся на сиденье. Мрачные мысли нахлынули на меня. Между тем мой собеседник продолжал бубнить.

— …Хотя, быть может, вы иного мнения, Габриэль? Габриэль!

— Прошу прощения?

— Я спросил, каково ваше мнение.

— Э-э… — неуклюже замялся я. То, что я сейчас увидел, никак не шло у меня из головы.

— Что вы думаете по этому поводу?

— Я? Я полностью с вами согласен. — Я надеялся, что теперь он замолчит.

Мне надо было сосредоточиться. Неужели это была она, Высокая Дама? Увиденное мелькнуло так быстро, что я не мог быть уверен. Я тряхнул головой, мысленно обозван себя идиотом. В конце концов, в Испании много высоких женщин!

Старинное кладбище Санта-Мария производило гнетущее впечатление. Скорбные напоминания о смерти — белые мраморные кресты, вырезанные из камня изваяния святых, алебастровые Девы Марии возвышались угрюмо и мрачно над могилами давно почивших людей.

Гроб с телом Карлоса перенесли с катафалка на носилки и далее понесли к месту его последнего успокоения. Следом за носилками тянулась процессия скорбящих — родственники и друзья. Народу было много, и прошло немало времени, прежде чем все собрались у могилы.

Гроб опустили в землю. И тут я увидел, что к крышке гроба прибита круглая деревянная дощечка с вырезанной на ней надписью в обрамлении скромного венка:

Я застыл в потрясении. Я узнал эту дощечку. Именно ею занимался Карлос в тот вечер в Мадриде, когда мы сидели с ним у него во дворике. Я вспомнил его слова: «Когда я ее закончу, ты ее непременно увидишь». Теперь они наполнились новым, ужасным смыслом. Я понял, как я подвел своего друга. Он знал, что умрет, если только кто-нибудь — вернее, даже не кто-нибудь, а именно я — не поможет ему совладать с Высокой Дамой.