Эдвард Кэри - Заклятие дома с химерами

— А как насчет этого? Это кое-что особенное. Специально для тебя, Туммис.

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СУСПЕНЗОРИЙ ПУЛЬВЕРМАХЕРА

Мышечная сила за углом. Гальваническое предприятие Пульвермахера, Лондон, Риджент-стрит, 194. Сорокалетний опыт работы. Все приборы с гарантией.

— Нет, Борнобби, — сказал Туммис. — У меня сегодня не рыночный день.

Но от Борнобби было не так-то просто отделаться. Он схватил Туммиса за руку. Однако через мгновение рекламный проспект оказался в другой руке. В руке Муркуса.

— Благодарю вас, джентльмены. Я присмотрю за этой штукой.

— Пожалуйста, Муркус! — взмолился Борнобби.

— Альберт Поулинг!

Повернувшись чуть раньше Муркуса, Борнобби и Туммиса, я увидел свисток по имени Альберт Поулинг и принадлежавшего ему дядюшку Тимфи. Через миг Муркус, Борнобби и Туммис подскочили, потому что Тимфи дунул в своего Альберта.

Моя кузина Пайналиппи

— Клод Айрмонгер! — крикнул Тимфи.

Я выходил из обеденного зала под свист Альберта Поулинга. Этот звук сопровождал меня всю дорогу вверх по лестнице до самой гостиной.

— Нервничаешь? — спросил дядя.

— Немного, — признался я.

— Знаешь, что с другой стороны двери?

— Кузина Пайналиппи, — пробормотал я.

— Как ты выглядишь? — спросил Тимфи. — Ты бледный и потный. Просто подарок. Не сомневаюсь, что множество кузин будет рыдать из-за несчастной любви к тебе. Ты просто сердцеед, Клод.

— Уже пора? — спросил я.

— Почти.

— Каково это, дядя Тимфи? Каково это быть женатым?

— Я был женат на кузине Могритт всего два месяца, — сказал Тимфи грустно. — Потом она подхватила бледную лихорадку и от нее осталась только маленькая губная гармошка.

— Мне жаль, дядя. Был ли ты счастлив? Было ли это тем, о чем ты мечтал?

Из подвалов донесся гудок поезда. Дедушка отправлялся в город, и весь наш мир трясся при звуке его отправления. Это нисколько не улучшило моего настроения.

— Пора, — сказал Тимфи, дунув в своего Альберта, звук которого показался таким слабым после гудка локомотива. Он открыл дверь, втолкнул меня внутрь и закрыл за мной.

— Глория Эмма Аттинг.

— Джеймс Генри Хейворд.

В дальнем конце полутемной комнаты на специальном красном диване, который, как мне было известно, использовался специально для таких случаев, сидела моя кузина Пайналиппи Айрмонгер со своей Глорией Эммой. Мне не нужно было видеть их, я слышал, что они там. Много лет назад на этом же диване сидели мои мать с отцом.

Как кузены Айрмонгеры приближались к своим кузинам в прошлом? Наверное, некоторые из них мчались к своим возлюбленным на всех парах. Другие ломились в дверь и умоляли, чтобы их впустили. Третьи пожимали своим кузинам руки, а четвертые сразу переходили к поцелуям. Я же просто стоял у двери. Наверное, мы были не первыми, кто оказался в такой ситуации, кто не вступал в контакт на протяжении всего получаса, кто держался друг от друга как можно дальше и даже глядел в противоположных направлениях до тех пор, пока не получал избавления от этого ужаса. Кузен и кузина, так близко, кузены каждый день, кузены каждую ночь, кузен с кузиной, кузенство. Я стоял неподвижно и тихо, насколько мог. Я был статуей.

— Глория Эмма Аттинг.

— Я жду, — послышался другой голос.

Статуя.

— Тебе нужны наставления?

Статуя.

— Глория Эмма Аттинг.

— Мне тебя за руку вести?

Голос требовал, чтобы я двигался. И я начал эту ужасную экспедицию к маленькому дивану. Я шел не прямиком через комнату — скорее, я, подобно крабу, двигался маленькими шажками, вплотную прижимаясь к стенам, чтобы путешествие заняло вдвое больше времени.

— Значит, вот и ты, не так ли? — сказала она.

Думаю, так оно и было.

— Я должна выйти за тебя замуж.

— Да, — выдавил из себя я. — Но не сейчас.

Действительно, она была гораздо выше меня, а над верхней губой у нее виднелся пушок.

— А ты нервничаешь, — сказала она.

— Да. Да, — сказал я. Что же еще такого сказать?

— Мы знали, что это произойдет, так что для нас это не стало сюрпризом. Ты дрожишь. Ты что, очень болен?

— Да, болен.

— Ты ведь не умрешь, если я к тебе прикоснусь, правда?

— Я не уверен.

— Значит, тогда я стану вдовой.

— Мы еще даже не женаты.

— Но будем. Другого выхода нет.

— Ну… — сказал я. — Нет.

— Мне придется ухаживать за тобой?

— Надеюсь, что нет.

— Не думаю, что у меня это хорошо получится.

— Нет.

— Ты подрастешь, как думаешь?

— Может быть, — сказал я. — Я попытаюсь.

— В таком случае, кузен Клод, послушай-ка меня. Если мы останемся в Доме-на-Свалке после того, как ты получишь брюки, нам выделят две комнаты. В этих комнатах нам и предстоит жить. Возможно, это будут очень маленькие комнаты. Возможно, на самом деле это будет одна комната с фальшивой стеной чуть толще доски. Именно это произошло с моей сестрой Флиппой, когда она вышла замуж за кузена Кросспина. Но вскоре она поняла, что может двигать стену. И чем больше она презирала Кросспина, тем дальше отодвигала стену. Она жила в комнате, которая становилась все больше и больше, а он — в комнате, которая с каждым разом становилась все меньше. В конце концов ему пришлось спать стоя. Интересно, будет ли у нас передвижная стена. Ты поместишься в стенном шкафу? Думаю, поместишься. Надеюсь, у нас будет стенной шкаф. Если нет, ты сможешь жить под кроватью. Или под каминной полкой. Нет, там ты будешь слишком заметным. У тебя несчастный вид.

— Я на самом деле несчастен.

— Я наврала тебе, ты, растрепа, — сказала она. — Я часто вру. И буду врать тебе. Я ужасная врунья, просто не могу остановиться. Никогда не верь ни одному моему слову, мой тебе совет. Я оказываю тебе услугу, говоря об этом, — часто людям приходится доходить до этого самим.

— М-м-м… — сказал я. — Спасибо.

— Я старше тебя.

— Мне пятнадцать.

— А мне семнадцать.

— И еще шесть месяцев.

— Я тебя не люблю.

— Нет.

— Но я способна любить.

— Ох.

— Я много кого любила в свое время.

— Да?

— Я могу рассказать тебе об этом?

— Да.

— Я постоянно влюбляюсь и перестаю любить, — сказала мне Пайналиппи очень доверительным тоном. — Я и сейчас люблю, но не тебя. Меня распирает от любви, но не к тебе. Мы были вместе. Мы просто не могли остановиться, он и я, нога за ногу, рука за руку. Как это было неуклюже! Пуговицы были повсюду! Руки и глаза! А какие вздохи. А кожа и все остальное! Но надежды нет, я должна выйти за тебя.