Павел Комарницкий - Старая сказка

Сон не шёл, он вообще испортился за последние дни. На войне Иван легко засыпал в любой обстановке, на полу в сыром блиндаже, в свежеотрытом окопе и даже на скамейке в кузове грузовика, зажатый со всех сторон такими же пропахшими табаком, потом и дымом людьми. Порой выспаться вволю, чисто вымывшись, на белых простынях казалось такой несбыточной мечтой… И вот на тебе — бессонница. Это от того, что заспался, зажирел я тут без дела, подумал Иван. Хотя дело-то вроде нашли, оружие выдали, включили в охрану объекта, скажем так…

Мысли Ивана вновь переключились. Эти их охранные системы, интересно, как они действуют? Нет, не понять, конечно, не доросли мы до такой техники. А может, они и стрелять могут?

В голове Ивана вновь завозились неясные сомнения, но развить их он не успел. В соседнем саду разговаривали две женщины.

— Ой, чего я тебе скажу, Ната… Вовку моего ровно подменили. То с заборов не слазил, каждый день штаны зашивала, а тут сидит с книжками, да не про пиратов — учёные какие-то книжки, я и названий не упомню.

— А мой, а мой! И читает, и пишет чего-то, в тетрадь толстую такую. Я ему уже и то — Лёнь, говорю, ты побегал бы с ребятами, а он мне — у меня сейчас другие интересы. Во как!

Женщины удалялись, и разговор стал невнятным. Мысли Ивана в очередной раз сделали зигзаг. Интересно, весьма интересно… Не связана ли столь разительная перемена Вовки и Лёньки с присутствием эльфов? Но тут сон наконец снизошёл на измученную голову старшего сержанта запаса…

— Мм-а-а-а-а…

Плач ребёнка и мяуканье кошки. Жажда любви и страх смерти. И жуткая, давящая тоска.

— Мм-ааааа…

Иван проснулся от озноба, охватившего всё тело. Ледяной пот на лице, ледяной воздух вливается на чердак через слуховое окно. Да что же это в конце-то концов?

Иван торопливо оделся, натянул сапоги и направился к чердачной лестнице. Но дверь чердака оказалась запертой. Иван подёргал её раз, другой, сильнее и сильнее — довольно-таки хлипкая чердачная дверь стояла с нерушимостью броневой двери каземата. Ах, так?!

Иван пробрался по тёмному чердаку, стараясь не спотыкаться о старый хлам, взял автомат, прислонённый к кровати, и вылез через чердачное окно. Кошкой пробежав по крыше, сержант спустился по водосточной трубе, опасливо щупая ногами вбитые в кирпич железные штыри — не оборваться бы! — и спрыгнул на мягкую землю, как раз рядом с потайной дверцей, ведущей в подвал.

Здесь странные звуки стали слышны яснее, но ненамного — толстая кирпичная кладка скрадывала любой шум, а шорох листвы и ночные птицы глушили его. В темноте закутка сквозь толстое железо двери, наложенное без щелей, с нахлёстом на косяки, не пробивалось ни лучика света, но Ивану показалось, что сам воздух, просачивающийся через щели из подвала, светится бледно-лиловым, как дым. Сержант сделал шаг, присматриваясь…

Хлёсткий удар по ногам сбил Ивана с ног, автомат со страшной силой вырвало из рук. Последнее, что по какому-то наитию успел сделать Иван — закрыть лицо рукой, согнутой в локте. Хруст костей был последним, что он услышал…

Сознание возвращалось к Ивану неохотно, словно раздумывая — а стоит ли вообще возвращаться в такую голову?

— Вот именно — королева Элора сидела у изголовья, внимательно глядя на сержанта своими изумрудными глазами, а вокруг сидели эльфы, кто на чём — Скажи, это было надо? Кому и зачем?

Иван почувствовал, что его охватывает жгучий стыд, пересиливающий ноющую боль в руке, покоящейся сейчас в каком-то хитром аппарате, металлическими кольцами охватывающем руку от локтя до запястья. Рука-то болела не очень, вероятно, какие-то обезболиватели…

— Скажи вслух, чётко и ясно — зачем ты полез на крышу?

— Я не мог спать… Эти звуки… А дверь была заперта.

— А зачем взял с собой автомат?

— Привычка… На всякий случай…

— На какой случай? Где и в кого ты собирался стрелять?

Иван сопел. Что тут скажешь?

— Знаешь ли ты, что сделай ты хоть один выстрел, «змеиный клубок», который ты именуешь «шлангами», убил бы тебя? В прошлый раз ты был без оружия, поэтому отделался лёгким испугом. Тебе понравилось, что ли?

— Ваше Величество…я…я приношу вам свои извинения — на пунцового Ивана было жалко смотреть.

— Дорогой Иван Семёнович, твои извинения мне уже просто некуда класть — королева вздохнула — ты создаёшь нам массу проблем, не хуже «Аннанербе». Мало того, что я и магистр столько времени занимаемся твоим делом, это при том, что у нас хватает своих. Ты бегаешь ночью по крыше с автоматом, делая нам совершенно ненужную рекламу, твой вопль, наверное, слышал весь город, а соседи уж точно стали заиками. Плюс твоё лечение, а это тоже время и силы. Сколько можно?

— Я больше не буду — неожиданно для себя самого совсем по-детски пролепетал Иван.

— Простите его, моя королева — внезапно встряла Тамиона — он совсем не такой дурак, каким кажется. И у него доброе сердце, это после всего, что он вынес. Простите!

— Я тоже прошу простить его, моя королева — заговорил и Киннор — Он же восприимчив к Нави, неужели не ясно? Он твёрдо держал своё слово, не покидать этот дом до передачи Ключа. Но Ключ передан, и он подсознательно расслабился — в конце концов, он не давал слова сидеть тут безвылазно до конца жизни. Да под воздействием Нави, да спросонья, да просто нервы, наконец… Простите его, прошу вас!

— Простите его, моя королева — вдруг подал голос и Таэль — А насчёт автомата, так это как раз нормально, держать своё оружие при себе. Он же солдат, прошедший войну, это уже инстинкт. Да что там — вы хоть раз видели, чтобы, к примеру, я оставил оружие в другой комнате, нежели та, где нахожусь сам?

— Я тоже просил бы простить его, моя королева — Диэль даже встал — В конце концов, он передал нам Ключ под наше честное слово…

— Моё честное слово, Диэль — перебила королева.

— Да, моя королева. Вот именно.

— Речь не идёт о нарушении договора. Речь идёт о том, будет ли он по-прежнему пребывать в ясном уме и твёрдой памяти, или его следует перевести на положение нашей квартирной хозяйки. Киннор?

— Я полагаю, в твёрдой памяти. Что касается ясного ума, моя королева — ну откуда же ему взять?

— Будь по-вашему, магистр. Но, уважаемый Иван Семёнович, ещё один случай — и я лично уложу вас в объятия бабы Нюры.

— … Нет сигнала, Иосиф Наумович.

На длинном чердаке школы было пыльно и жарко, солнечные лучи словно протыкали воздух. Их было много, солнечных лучей — крыша школы напоминала решето, густо прошитая пулями. Дальний угол чердака зиял провальной дырой, очевидно, сюда попала миномётная мина.