Дин Кунц - Душа в лунном свете

Если это приехала внучка или внучатая племянница Джардены, Криспину о ней никто не говорил. И он не увидит её снова до одной из ночей в конце сентября.

То, что у него не возникло тревожных выводов после тех двух случайных встреч, наверное, можно понять. Сложнее объяснить, однако, как он мог застукать его мать, целующуюся с одной из домработниц, Прозерпиной, и не был после этого в состоянии сильно беспокоиться по этому поводу или даже вспомнить этот инцидент, вспоминал только иногда, по ночам, прямо перед тем, как заснуть.

Скитаясь по дому одним из вечеров, не пытаясь искать трёх белых кошек, но зацикливаясь на странном убеждении, что «Терон Холл» вырос в размерах и продолжает это делать, с отсутствующими мыслями и почти решивший прилечь и ещё подремать, Криспин открывает дверь в комнату для шитья и застаёт их зажимающимися. Прозерпина стоит, прислонившись спиной к стене, а Кларетта сильно давит на неё, растирая бёдра, их рты закрыты. Они дышат, как будто их что-то возбуждает, а их волосы растрёпаны. Блузка Кларетты свисает, наполовину расстёгнутая, а рука домработницы извивается внутри, как будто что-то ищет.

Они сразу же замечают вторжение, но нисколько не смущаются, будучи застуканными. Они улыбаются ему, и его мама спрашивает:

— Тебе что-то надо, Криспи?

— Нет, ничего, — отвечает он и сразу уходит, закрыв за собой дверь.

Он слышит взрыв смеха, обе веселятся. Остолбеневший, как будто его застукали за каким-нибудь проступком, он собирается бежать, но вместо этого прикладывается к двери, слушая.

— Кстати, — говорит его мать Прозерпине, — даты определены. Двадцать девятое сентября, праздник архангелов, а затем четвёртое октября.

— Праздник святого Франциска Ассизского, — говорит Прозерпина. — Хорошо. Один за другим. Я устала от этого города.

— А кто не устал? — говорит его мать. — Но я не устала от тебя.

Криспин думает, что они снова целуются, и спешит в библиотеку. Он проводит некоторое время между книжными полками в поисках книги для чтения.

Если он и помнил о том, что увидел в комнате для шитья, то вмиг выгнал это из памяти, как если бы между тем местом и этим он столкнулся с гипнотизёром, который приказал ему избегать любых мыслей о целующихся женщинах.

Он уверен в том, что ищет развлекательный роман, что-то из весёлых приключений, но книга, которую он находит, именно та, которую он ищет на самом деле: «Год святых». Он садится на кресло в дальней части библиотеки и перелистывает на 29 сентября.

Праздник архангелов относится к святому Михаилу, святому Гавриилу и святому Рафаэлю. Все трое изображены на картинке и кажутся менее реальными, чем всё происходящее в приключенческой истории мальчика.

Он перелистывает на 4 октября, праздник святого Франциска, который был запечатлён кормящим птиц и обожаемым различными животными. Криспин читает три абзаца об этом святом, ничего из них не извлекая, за исключением того, что в каждый праздник в честь него, вероятно, обходится без мясных блюд.

Он неосознанно перевернул страницы на 26 июля, ночь мигрени у Мирабель и канун её вылета в Париж. Он некоторое время всматривается в двухстраничный разворот перед тем, как осознаёт, что сделал.

Этот день в июле — день памяти святой Анны и святого Иоакима, родителей Девы Марии. Он читает о них, но только ещё больше сбивается с толку.

Через два дня ночью ему снится нянюшка Сэйо и Харли. Оба на кровати Харли. На мальчике надета пижама. Нянюшка в пижаме и в красном шёлковом халате. Она поддразнивает Харли, щекочет его, а он с удовольствием хихикает. «Мой маленький поросёнок», — говорит она, — «мой маленький свинкин поросёнок», и между своими хихиканиями Харли хрюкает и фыркает. Она безжалостно щекочет его, до тех пор, пока он не говорит: «Остановись, остановись, остановись!» Но затем сразу добавляет: «Не останавливайся!» Она щекочет его до изнеможения, до тех пор, пока, задыхаясь, он не заявляет: «Я люблю тебя, нянюшка, я так тебя люблю», как будто бы этого признания она добивалась от первого хихикания до последнего. Услышав от мальчика признание в преданности, она говорит: «Спи крепко», и Харли тут же заваливается назад на подушки, без чувств. С минуту Криспин думает, что его брат притворяется, что спит, но он не двигается. Мальчику, который больше не может её слышать, нянюшка Сэйо говорит: «Поросёнок», но на этот раз без любви, голосом, который пугает Криспина. Во сне он открыл дверь в спальню Харли так, что нянюшка не знает о том, что он был у неё за спиной. Теперь он тихо закрывает её.

Когда сентябрь уступает предстоящему октябрю, Криспин время от времени вспоминает этот маленький кошмар, и иногда думает, что это была сцена из реальной жизни, которая произошла перед тем, как появилась в его сне, что он действительно застал нянюшку, щекочущую Харли. Возможно, он забыл само событие, вместо этого вспоминая его как сон, потому что реальный случай был слишком волнующим для того, чтобы обдумывать его. Но это кажется маловероятным.

С каждым днём он проводит всё больше времени в одиночку, отчасти потому что Харли выдумал нелепую фантазию о маленьких существах, которые живут в доме, и которые такие же неуловимые, как и кошки. На самом деле белые кошки сейчас стали «маленькими кошками» для Харли, хотя до этого он никогда не говорил, что они были маленькими. Неминуемо, семилетний ребёнок может время от времени раздражать старшего брата, и это один из таких случаев.

29 сентября, в праздник архангелов, более чем через два месяца после того, как Мирабель уехала во Францию с дворецким, Миносом и миссис Фригг, Криспина в постели пробивает на крик ужаса, но его кошмар, что бы в нём ни было, испаряется из памяти как раз в тот момент, когда он просыпается.

В течение первой половины дня, час за часом, его чувство страха усиливается. Он чувствует это, просыпаясь ото сна, тем не менее, у него такое ощущение, что он всё ещё спит, и что он должен сейчас разбудить себя ото сна наяву, в котором он позволил себе находиться столь долго.

Он ест завтрак и ланч, но у еды почти нет вкуса.

Он пытается читать, но история ему надоедает.

Он обнаруживает себя в комнате для шитья, рассматривающим место, где он нашёл свою мать и Прозерпину целующимися. Он не знает, как очутился здесь.

Он стоит у окна библиотеки, наблюдая за движением на Улице Теней. Когда его ноги начинают болеть, и он сверяется с наручными часами, то удивляется, обнаружив, что простоял здесь больше часа, как будто в трансе.

Каждый, кого он встречает из домашней обслуги, смотрит на него с еле сдерживаемым весельем, и он начинает думать, что они шепчутся о нём за его спиной.