Страхослов (сборник) - Коллектив авторов
Если… нет, когда она выпутается из этой передряги, она отомстит. Значит, Клара знаток пыток? Что ж, миссис Ватсон не училась в ирландской школе…
Клара нагнулась, делая вид, что целует Кэйт в щеку, и прошептала:
– Courage[150]. Доверься мне. Ангелы навсегда.
Затем, помахав ручкой, она вышла из комнаты.
– Что, дешевое местечко на этот раз выбрала? – бросила ей вслед Кэйт.
– Ни пуха ни пера! – ответила Клара. – По меньшей мере…
Может быть, Кэйт ее неправильно поняла? Если все это – часть сложного плана, чтобы разведать тайны Алого Круга, Кларе стоило бы предупредить своих товарищей. Или, быть может, Падший Ангел мучила ее ложной надеждой на спасение?
Малита подошла с расческой и принялась укладывать волосы Кэйт. Такую прическу она еще никогда не носила.
С объективной точки зрения, прическа Кэйт понравилась.
Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, ей было непросто поблагодарить свою гримершу.
Après-minuit не означало, что занавес поднялся, как только часы пробили полночь. Пока Кэйт была без сознания, Гиньоль устроил обычное вечернее представление. После этого зрители и большинство работников театра ушли, и начались приготовления к постановке для Алого Круга.
Малита спрятала веснушки Кэйт под толстым слоем пудры (на это, казалось, ушло несколько баночек), накрасила ей губы алым и нарумянила щеки. Затем, взяв красный карандаш, женщина добавила последний штрих – мушку на верхней губе.
С Кэйт сняли оковы и силой заставили ее надеть костюм дешевой шлюхи: блузку с низким вырезом, цыганскую юбку, берет, побитую молью красную шаль, лакированные сапожки. Кэйт подумалось, что она выглядит смехотворно – как кукла на витрине лавки мадам Мэндилип, дешевая кукла, которую никто так и не купил.
Малита поволокла ее из гримерки. Идти в этих сапожках на высоких каблуках и с толстой подошвой было непросто. Кэйт провели по коридору, подняли по лестнице – и она очутилась на сцене. Занавес был опущен, декорации изображали опушку леса и какие-то мраморные статуи. На полу была разложена грязная клеенка. Работники сцены стояли наготове с ведрами и швабрами.
Султан надел маску, но снял перчатки. Его руки, сжимавшие охотничье ружье, были перепачканы черным.
Хотите увидеть что-то по-настоящему страшное? Вот вам горилла с оружием.
Здесь собрались и другие люди – одетые в странные костюмы и загримированные.
Молодой человек в белом галстуке и фраке о чем-то спорил с невозмутимым Морфо. Кэйт узнала Жанно-у-Гримерки, которого заметила во время своего первого посещения Театра Ужасов. Его букет черных цветов увял. Наверное, он все-таки пробрался за кулисы, надеясь воздать должное la belle[151] Берме. Другие – куда более жалкие – были трезвы в достаточной степени, чтобы испугаться. Старая карга, переодетая герцогиней, но вонявшая, точно нищая прачка. Две худенькие девочки в костюмах животных – Генриетта и Луиза, пропавшие сироты, сбежавшие в цирк. Однорукий и одноглазый солдат в военной форме – он гордо заявил, что это уже его третье выступление в après-minuit. Кэйт подумалось, что актеры этого представления редко появлялись на сцене вновь.
Доктор Орлофф обвел взглядом похищенных, одурманенных или отчаявшихся бедняг.
– Вопите, сколько вам угодно, – сказал он. – У нас маленький театр, но нужно много усилий, чтобы зал был полон. Нашим зрителям нравятся громкие крики. Оставайтесь в свете рамп. Нет никакого смысла истекать кровью в темноте, верно? Вам нужно ваше мгновение славы. Если вам захочется взмолиться о пощаде, обращайтесь к зрителям. Музыканты в оркестре играют с завязанными глазами, им нет дела до того, что происходит на сцене. Другие актеры – профессионалы, они будут действовать по сценарию.
– А есть шанс, что над нами смилостивятся? – спросила девушка в ацтекском головном уборе.
– Конечно же, нет. Но мольбы, крики и плач развлекают некоторых членов Алого Круга. И раздражают других, которым просто хочется поглазеть на представление. Но многие только рады оттянуть мгновение услады. Кто знает, быть может, они проявят largesse[152] к вашим близким, если вы хорошенько их попросите. Вы здесь, чтобы вернуть долг семьи, не так ли, Нини?[153]
Принцесса ацтеков, которой была уготована роль жертвы, кивнула.
– Следуйте своим инстинктам. Я уверен, вас ждет триумф. И ваш папенька будет спасен от позора.
Кэйт даже в голову не пришло, что кто-то мог намеренно передать себя во власть Гиньоля. Очевидно, все можно купить. Чем больше она узнавала об этом кровавом деле, тем страшнее оно казалось.
Старуха упала на колени, смяв платье, и запричитала, брызгая слюной. Морфо рывком поднял ее на ноги и, влепив пощечину, заставил замолчать. Подошла Малита с пуховкой и пудрой и начала восстанавливать испортившийся грим.
Султан повесил ружье за спину и принялся карабкаться по веревке под потолок над сценой – ловко, точно настоящая горилла.
Быть может, ей удастся сбежать, если она погонится за ним? Нет, не в этой ужасной обуви.
Подняв голову, Кэйт увидела, что Султан устроился в переплетении веревок и блоков. Достав ружье, он направил дуло в сторону сцены и, посмотрев на Кэйт, обнажил губы в ухмылке – фальшивые губы под маской, повторявшей его мимику. Да, то был человек-горилла многих талантов: чревовещатель, похититель женщин, акробат, меткий стрелок…
Пока Султан сидит там, нет никакого смысла предпринимать попытки к бегству.
Едва ли удастся и заручиться поддержкой других актеров. Кэйт не знала, кто еще пришел сюда добровольно, как Старый Солдат и Нини. Большинство же тех, кого принудили выступать на этой сцене, как Жанно-у-Гримерки или Герцогиня, были не в том состоянии, чтобы помочь Кэйт – или самим себе. Сироток – одну девочку нарядили в костюм рыбки, а вторую летучей мыши – явно морили голодом.
При таком положении вещей Кэйт разве что могла рассчитывать хотя бы перед смертью получит ответы на интересовавшие ее вопросы.
Она подняла руку, как на пресс-конференции.
– Мисс… э-э… Рид, верно? – откликнулся Орлофф. – Чем могу помочь?
– Если не принимать во внимание тот очевидный факт, что у меня нет ни малейшего желания участвовать в представлении, могу я хотя бы полюбопытствовать… зачем все это?
– Не понимаю. Что именно?
– Все. Это après-minuit, Алый Круг, ваши зрители – которых, могу поспорить, я готова перечислить поименно. Зачем все это?
Доктор Орлофф озадаченно посмотрел на нее. Неужели никто раньше не задавался этим вопросом?
– Полагаю, я могу просветить нашу гостью, – сказал кто-то за ее спиной, слегка повысив голос.
Оглянувшись, Кэйт увидела Жоржа Дю Руа.
Журналист и политик нарядился, точно пришел в оперу: цилиндр, костюм, на пальцах и булавке для галстука поблескивали драгоценности. Когда-то именно его ставшая притчей во языцех красота помогла Дю Руа войти в круги высшего общества – флиртуя в салонах, он обеспечивал материалом колонку сплетен, благодаря которой стал известен. С возрастом он немного располнел, но сохранил гладкую кожу и яркий цвет глаз. Он красил усы и укладывал их воском.
Кэйт прошла бы мимо него на улице и не заметила – и все же он-то и оказался настоящим монстром. Это пухлощекое розовое личико было его маской.
Дю Руа вел на поводке Гиньоля – тот шел на четвереньках, как охотничий пес.
– Признаю́, – сказал Дю Руа, – я, как и мои товарищи по Алому Кругу, испытываю зависимость. Да, мы знатоки таких радостей, безусловно. Мы привередливы – этого у нас не отнимешь. Мы разборчивы, конечно. Но мы зависимы от этих радостей, как наркоманы. Нам нужно то, что нам нужно. Мы должны заполучить это. Обязаны. Если уж мы сами не можем участвовать, мы должны хотя бы смотреть. Ведь это наибольшая, пусть и тайная, услада всего человечества, знаете ли.
