Дом пламенных клятв - Оливия Вильденштейн
Глаза раскрываются еще шире при виде стоящего над ванной и пялящегося на меня мужчины.
Глава 14
Я скрещиваю руки на груди и сажусь, бурча:
– Не терпелось меня увидеть?
Данте двигает челюстью из стороны в сторону, словно перемалывает грецкие орехи вместе со скорлупой.
– Я велел не оставлять тебя одну.
– Может, тебе и нравится купаться при свидетелях, но не мне.
– Выходи.
– Ты первый.
Он садится на корточки и хватается длинными пальцами за край медной ванны.
– Эгоистичная девчонка! Даже не думаешь о своем морячке. Брамбилла, принеси мне…
– Нет! – Проверив, закрыта ли дверь, я вскакиваю на ноги. Мне противно обнажаться перед этим фейри почти так же сильно, как подчиняться его приказам, тем не менее я подчиняюсь. Он закрывает мне проход к подставке с полотенцами, и я киваю на нее. – Ваше Величество, будьте любезны, подайте полотенце?
От слащавого тона моего голоса его и без того раздраженное выражение лица твердеет. Данте хватает полотенце, но не кидает мне, а просто держит, вцепившись в выцветшую серую махровую ткань.
Я тянусь к нему, но он отдергивает руку.
– Данте, прошу.
– Ты моя жена.
Я скрещиваю руки и хмурюсь.
– По закону Люче – нет.
– С каких пор тебя волнуют законы Люче?
С этих самых пор.
Взгляд короля скользит по моему обнаженному телу. Не впервой Данте видеть меня без одежды, однако, в отличие от того дня на острове Бараков, сейчас его взгляд воспринимается как насилие. Насилие, которое подкрепляет мою решимость вонзить в его шею его же шпоры.
– Если тебе так важно, я попрошу Юстуса найти нам священника, чтобы…
– Ты прав. Мне глубоко плевать на лючинские законы. – Тон моего голоса настолько жесткий, что его глаза вновь впиваются в мои. – Полотенце, Маэцца.
– Ты сильно похудела. Рибио тебя совсем не кормил?
Надеюсь, мои выступающие кости вызывают в нем отвращение.
– Можно мне, пожалуйста, полотенце?
Он замирает. Лишь на скулах играют желваки.
Не знаю, в какую игру он играет, но она мне решительно не по нраву. Я уже собираюсь в очередной раз попросить полотенце, когда он наконец его протягивает.
Схватив его, оборачиваю вокруг тела.
– Зачем ты пришел? Забыл что-то?
– Хотел пригласить на ужин.
– Я предпочту повторно обмазаться кровью.
Глаза Данте вспыхивают. Рука взлетает – полагаю, чтобы меня придушить, – но застывает в воздухе, когда скрипят дверные петли. Входит Юстус, на согнутой руке висит золотистая тафта и блестящий тюль.
– Церера слишком мягко с тобой обходилась. Нужно будет научить тебя манерам, – заявляет Юстус.
– Вызываешься на должность учителя этикета?
– Почему бы и нет? – Он усмехается, но без веселья. – У нас появится возможность наверстать упущенное время.
Я пытаюсь разгадать его истинные намерения по выражению лица, однако я еще плохо с ним знакома. Действительно ли он намерен меня воспитывать или же планирует обучить всему, что связано с шаббинской культурой?
Я пожимаю плечами.
– Хочешь попрощаться с психикой? Ну дело твое, нонно. Мне до фени.
– До фени? – Его рыжие брови изгибаются.
– До-фе-ни. Разговорное выражение на Тарелексо.
– Ты ходила в лучшую школу Люче. Школу, за которую я заплатил целое состояние.
– Надо было тебе вложить деньги во что-то другое.
– Очевидно.
– А может, Мериам будет преподавать мне этикет? В конце концов, она была… то есть является принцессой.
– Нет.
– Почему нет?
– Она не в состоянии тебя учить, – Юстус четко произносит каждое слово, будто разговаривает с маленьким ребенком, – она позор короны, да к тому же и не в себе. Боюсь, даже ваши уроки придется отложить, Маэцца.
– На сколько? – спрашивает Данте.
– На несколько дней.
– Так долго!
– После того как она блокировала магию Фэллон, она была без сознания целую неделю.
Наши взгляды встречаются. Мой пульс подскакивает.
– Неделю? – Пронзительный возглас Данте неприятно режет барабанные перепонки.
Хотя я рада, что Данте в ближайшие дни не будет размазывать мою кровь по пергаменту, невольно меня охватывает досада. Если Мериам проспит целую неделю, как же мне узнать, где мама? В курсе ли Юстус? Если да, то расскажет мне?
– Я могла бы побыть с ней, – говорю я, пока Юстус встряхивает и расправляет в руках платье. – То есть вы все равно хотите меня запереть, так почему бы не в хранилище? Там намного надежнее. К тому же моя клетка освободится, и вы сможете использовать ее для какого-нибудь военнопленного.
Взгляд Юстуса ожесточается.
– В хранилище тебе может угрожать опасность. Мериам бывает непредсказуема, когда выходит из очередной прострации.
– Ее задница прилипла к трону. – Я сжимаю кулаки, представляя, как собираю все палки, которые Юстус вставляет мне в колеса, и бросаю ему в голову. – Не говоря уже о том, что если она убьет меня, то и сама окочурится.
– Возможно, по пробуждении она не сразу вспомнит, что ваши жизни связаны. – Вокруг его рта складываются морщинки, будто он жует кислую сливу. – Или даже что ты ее внучка.
Я пытаюсь определить, блефует он или говорит правду, и хмурюсь.
– Твой синяк зажил, – внезапно замечает Данте, уставившись на мой лоб.
Я касаюсь кожи над глазом и с удивлением понимаю, что выросшая после удара в день моего похищения шишка действительно прошла.
Данте переступает с ноги на ногу, от чего звенят и шпоры, и золотые бусины в волосах.
– Как такое возможно?
Мои пальцы замерзают вместе с воздухом в легких. Единственное объяснение – магия.
– Прошло довольно много времени, Ваше Величество, – говорит Юстус.
– Кожа там была желтоватой, когда я забирал ее из подвала.
– Хорошо, признаю́сь, я ее исцелил. Подумал, вы будете рады, что не придется больше смотреть на ее уродство. Особенно учитывая, что в округе она единственная женщина.
Уродство? Я едва не фыркаю, однако Юстус Росси спас мою задницу, поэтому я оставляю оскорбление без внимания.
– Как это предусмотрительно с вашей стороны, дженерале. Жаль, что этот предатель Лазарус украл все лючинские целительные камни.
Я вскидываю брови, отчетливо помня слова Лазаруса о том, что Данте отказался одолжить воронам шаббинские кристаллы, когда я умирала от отравленной стрелы.
– Я пытаюсь их возвратить, сир.
– Ну а пока… – Данте начинает разматывать повязку на руке. – Мне нужно исцелить рану. Не против немного поколдовать?
Я искоса поглядываю на Юстуса, у которого ни один мускул на лице не дрогнул. Он протягивает мне платье.
– Не хотелось бы запачкать его кровью.
Я беру одежду и прижимаю к груди; жесткий тюль раздражает покрытую мурашками кожу. Хотя я была бы
