Монтегю Джеймс - Ясень

— Что это там поднимается и спускается по стволу? Неужели белка? Но в такое время они должны спать в своих убежищах.

Викарий посмотрел и заметил какое-то двигающееся существо, но он не смог разобрать при луне его настоящего цвета. Тень, увиденная им мельком, и он готов был поклясться, хотя это могло показаться сумасшествием, имела более четырех лап, положенных белке или любому другому зверю.

Но не обратив на то особого внимания, они расстались.

На следующий день сэр Мэтсью не спустился ни в шесть, ни в семь, ни в восемь часов, как было в его привычках. Поэтому слуги поднялись к его комнате и постучали в дверь. Нет необходимости задерживаться на описании их беспокойства и тревоги. Они долго прислушивались и начали стучать громче. Не дождавшись ответа, открыли дверь и обнаружили своего хозяина мертвым и с совершенно черным лицом. Вы, наверное, уже догадались об этом. Хотя окно было незакрытым, на теле сэра Мэтсью не обнаружили никаких следов насилия.

Один из слуг побежал предупредить священника; затем, следуя наставлениям последнего, отправился за судебным чиновником. Сам м-р Кроум поспешил к замку, и его провели в комнату, где лежал умерший. Викарий оставил несколько заметок, найденных среди его бумаг, которые показывают, с каким уважением относился он к сэру Мэтсью и какова была печаль, причиненная его смертью. Чтобы пролить немного света на образ, каким развивались события и на общественные верования той эпохи, я привожу ниже отрывок из его мемуаров:

«Не было никаких следов, свидетельствовавших о том, что в комнату проникали силой, окно оставалось открытым в соответствии с привычками моего бедного друга в это время года. Рядом с ним находилась, как и всегда, серебряная кружка с пивом, и этой ночью он его не допил. Остатки питья были исследованы доктором из Бери, неким м-ром Ходгкинсом, который, как он впоследствии показал под присягой у коронера, был не способен обнаружить, подмешан ли туда какой-нибудь яд. Учитывая распухшесть и черноту трупа, вполне естественно, что среди соседей пошли слухи об отравлении. Тело на кровати пребывало в самом большом беспорядке. Его члены находились в таком вывернутом состоянии, что наиболее вероятным предположением было то, что мой очень достойный друг и прихожанин скончался в самых сильных мучениях и самой ужасной агонии. И вот еще, оставшееся необъясненным и выступающее, на мой взгляд, очевидным доказательством страшного умысла тех, кто совершил это варварское убийство: женщины, в чьи обязанности входило обмывание трупа, очень уважаемые женщины из корпорации плакальщиц, пришли ко мне в великих страданиях духа и плоти. Они сказали — и слова подтверждались их видом, — что едва притронулись голыми руками к груди мертвого, как почувствовали жгучую боль в ладонях, которые невероятным образом стали распухать, и опухоль поднялась до локтей. Боль длилась многие недели, как выяснилось впоследствии, и женщинам пришлось отказаться от своей профессии. Однако стигматы на коже не проявились.

Услышав этот рассказ, я послал за доктором, который находился в доме, и мы с ним попытались установить диагноз, исследуя кожу на груди трупа с помощью хрустальной лупы; но с тем инструментом, которым мы располагали, не обнаружилось ничего важного, за исключением нескольких маленьких дырочек, как от уколов, и мы, вспомнив о кольце папы Борджиа и других известных способах, используемых для убийства ужасными итальянскими отравителями, решили, что именно таким образом был введен яд.

Это все, что я имею сказать о симптомах, обнаруженных на теле. То, что я хочу добавить, основывается исключительно на моем личном опыте. Потомки рассудят, заслуживает ли написанное какого-либо доверия. На ночном столике у изголовья лежала Библия маленького формата, из которой мой друг имел привычку читать по главе вечером, перед тем как заснуть, и утром, перед тем как встать. Я взял ее в руки не без того, чтобы пролить слезу над тем, кто перешел внезапно от изучения Бесконечной Истины к созерцанию Его Лица. Мне пришло на ум, что в определенные моменты смятения мы охотно хватаемся за любую возможность уловить малейший отблеск, возвещающий нам Свет, и я решился расспросить случай. Примеры подобной практики дошли до нас от короля Карла, святого и мученика, и нашего лорда Фолкленда. Мне следовало, правда, допустить, что это обращение не станет для меня большой помощью. Однако на тот случай, если когда-либо в будущем предпримут исследование причин и истоков этих ужасных событий, я полагаю, будет лучше записать мои результаты в ожидании, пока ум более живой, чем мой собственный, изобличит Зло.

Я совершил три попытки, открывая Священное Писание и останавливая палец на некоторых главах. Сначала я попал на эту притчу от Матфея: «Срубите и бросьте в огонь», затем на слова, содержащиеся в книге пророка Исайи: «Не заселится никогда». И последнее, найденное в Книге Иова: «Малые сии тоже питаются кровью».

Это все, что я хотел привести из записок м-ра Кроума. Сэр Мэтсью надлежащим образом был положен во гроб и похоронен. Надгробная проповедь м-ра Кроума, прочитанная в следующее воскресение, была затем напечатана под заглавием: «Бесполезная мольба, или Английская гибель от демонических козней Антихриста». Такова была точка зрения викария, которую разделили все соседи: полагали, что владелец замка пал жертвою возрастающей наглости папистских заговорщиков.

Его сын, сэр Мэтсью, второй в роду, наследовал ему. И здесь заканчивается первый акт трагедии Кастрингхэм-Холла. Следует упомянуть, хотя этот факт и не вызывает удивления, что новый баронет не въехал в комнату, где умер его отец. Эта комната бывала занята разве только каким-нибудь случайным гостем. Баронет умер в 1735 году, и я не нахожу ничего, что бы отметило его владение, за исключением необъяснимо высокой смертности среди скота, смертности, имевшей с течением времени тенденцию к увеличению.

Те, кого заинтересовали подробности, могут найти статистические данные в письме, направленном «Журналу Замковладельцев», где приводятся факты из дневника баронета. Он положил конец этому падежу, применив очень простое средство: на ночь всех животных закрывали в стойлах. Он действительно заметил, что в укрытиях скотина ночью не погибает. После этой меры лишь птицы и дичь продолжали исчезать без видимой причины. Но поскольку мы не имеем об упомянутых фактах точных документальных свидетельств, я не хочу распространяться о том феномене, который фермеры Суффолка назвали «болезнью Кастрингхэма».

Сэр Мэтсью, второй в роду, умер, как я уже говорил, в 1735 году, и ему наследовал его сын сэр Ричард. Это случилось в то время, когда в северной части приходской церкви была установлена большая фамильная скамейка Феллов. В той самой части, где находилась и могила мисс Мазерсоул, расположение которой было хорошо известно благодаря надписи, нанесенной на планы церкви и захоронений м-ром Кроумом.