Бредли Сноу - Оборотень

— Она моя мать, — сказал Джемми неуверенным голосом. Энди сидел, отбивая ногой ритм. Внезапно его рот растянулся в широкой ухмылке, обнажив зубы.

— Эта женщина не твоя мать.

Зубы Энди были необычными и всегда пугали Джемми. Они были маленькие, остроконечные, и когда Энди улыбался, Джемми чувствовал, как мороз пробегает по его коже.

— Что значит — не моя мать? — спросил Джемми, не понимая, о чем говорит Энди. Он никогда не говорил об этом раньше.

— Посмотри в зеркало.

Может быть, это какая-то новая игра? Наверняка это была игра. Энди всегда придумывал новые игры. Наверное, посмотреть в зеркало — одно из ее правил. Хорошо бы мама не помешала закончить игру.

Он подошел к шкафу и посмотрел в зеркало, заметив, что мать не приклеила кусочек, отвалившийся от него, о который он порезал руку, когда пытался сам вставить его на место.

— Разве настоящая мать сделала бы с тобой такое?

— Нет, — ответил Джемми, изумленно глядя в зеркало.

Красный кровавый отпечаток ладони горел на его щеке. Казалось, что кожа прорвана насквозь, обнажив мясо. Вид раны вызвал новую волну слез. Джемми плакал молча, глядя в зеркало. Он старался остановить свои рыдания, понимая, что все слезы мира не смогут снять боль с его души.

— Моя мама не сделала бы этого со мной, — сказал он, закрывая лицо руками. — Моя мама любит меня. Она не станет делать мне больно.

— Правильно, Джемми, — сказал Энди, слезая с кровати. — Эта женщина не может быть твоей матерью, потому что она всегда старается обидеть тебя.

Джемми услышал мягкие шаги Энди, остановившегося у него за спиной. Энди подошел и положил руки ему на плечи. В зеркале отражался Джемми, стоявший один в своей спальне. Его всегда удивляло и забавляло, что Энди всегда исчезал, подходя к зеркалу. Он надеялся, что когда-нибудь Энди научит его этой игре.

— Джемми!

Он обернулся и увидел Энди, взгромоздившегося на стул возле окна. За окном на ветру кружились большие хлопья снега.

— Джемми, я думаю, что пришло время что-то сделать в этой ситуации. — Энди поднялся со стула и начал ходить по комнате, не подходя при этом к зеркалу. — Ты не можешь больше позволять матери так обращаться с тобой. Ты уже достаточно большой, чтобы стоять на своем и начать борьбу.

— Но что мне делать? — спросил мальчик растерянно. — Я не знаю, что мне делать.

— Джемми, — медленно проговорил Энди, словно разговаривая с непонятливым ребенком, — мне кажется, что ты должен принять решение. Помнишь складной нож, который привез тебе отец два года назад?

Джемми кивнул головой, не совсем понимая, чего хочет Энди.

— Достань его, Джемми. — Энди наклонил голову и, разведя руками, взглянул на Джемми насмешливыми блестящими глазами.

— Не думаю, что мне понравится эта игра, Энди.

— Джемми, ты хочешь, чтобы мать каждый день била тебя, как сегодня?

— Нет, но…

— Тогда подумай сам. Ты сможешь делать все, что захочешь, сможешь играть, не беспокоясь о том, что скажет твоя мать.

— Я знаю, но…

— Ничего, — оборвал его Энди. — Я же сказал тебе, что эта женщина — не твоя мать. Твоя мать умерла в тот же день, когда утонул твой отец.

— Но иногда она все еще бывает добра ко мне.

— А что же в другое время? Она ненавидит тебя, Джемми, и запомни, что она — не твоя мать. Она хочет причинять тебе боль.

Да, что же в остальное время? Эта женщина не моя мама. То поганое пойло портит ее все больше и больше. Он ненавидел ту, в кого она превратилась, и желал, чтобы Энди оказался прав, как всегда.

— Что мне делать?

— Как я уже говорил, Джемми, я не мору решать за тебя. Все, что тебе нужно сделать — это достать нож, и я уверен, что ты что-нибудь придумаешь.

Джемми залез за шкаф и выдвинул верхний ящик. Достав нож из тайника, он раскрыл его и потрогал острое холодное лезвие.

Почему она так поступила с ним? Она ведь не хотела быть жестокой, но иногда она теряла контроль над собой. Марта Роббинс в который раз ругала себя. Она не хотела обижать Джемми, но временами он был чертовски наглым. С тех пор как погиб Джо, у нее остался только он, и она любила этого мальчика, только им она и жила. Но иногда Демон, дремлющий в нас, просыпался в ней, и тогда она выходила из себя, если ей перечили. Она понимала, что нет ничего необычного в том, что ребенок выдумывает Себе друзей, особенно мальчик, растущий без отца. Так почему она так жестоко с ним обращалась?

— Почему? — бормотала она.

Чувство вины росло в ней, но она обещала себе в день, когда узнала о смерти Джо, что не уронит больше ни одной слезинки. До сих пор она сдерживала ужасное чувство, кипевшее в ней.

Она решила дать Джемми больше свободы, разрешить ему играть с другими детьми. В эту минуту она поняла, как должно было быть тяжело Джемми жить взаперти, как неполноценному ребенку. Она жалела Джемми и надеялась, что еще не поздно что-то сделать для него. Она понимала, что в последний год она слишком беспокоилась о нем. Все это потому, что она хотела быть уверенной, что не потеряет Джемми так же, как и Джо. Потому что случись так — она осталась бы совсем одна, а больше всего на свете она боялась одиночества.

Смахнув воображаемую слезу, Марта Роббинс пошла к спальне сына. Он лежал свернувшись под своими одеялами. Марта заметила, что его босые ноги торчат из-под одеяла. Ей не хотелось бы, чтобы он умер от простуды.

Она присела возле него и стала гладить ему волосы, как люди гладят свою собаку.

— Джемми, — тихо сказала она дрожащим голосом, — прости меня, мне очень, очень стыдно.

Мальчик улыбался во сне, уютно устроившись на подушке.

— Я не хочу больше обижать тебя. Я знаю, что я вела себя грубо, но ты увидишь, что все будет хорошо.

Джемми дышал глубоко, словно вздыхал.

Марта улыбнулась и поцеловала его в лоб.

— Я люблю тебя, Джемми. — Она посмотрела на него и подумала, как она могла быть такой жестокой с ним.

— Я ненавижу тебя! — закричал вдруг Джемми.

Его глаза широко открылись, и он вскочил, обнажив нож, который держал в правой руке.

— Джемми…

Внезапный удар поразил Марту. Маленькое лезвие по рукоять вошло ей в висок.

— Я ненавижу тебя, — кричал мальчик хриплым голосом. Быстро выдернув нож, он полоснул им по лицу матери, рассекая кожу.

Она пыталась что-то сказать, но лишь бурлящие хрипы вырывались из ее перерезанного горла.

— Я ненавижу тебя, ненавижу!

Клинок сверкал в воздухе, и пятна крови с каждым ударом все больше покрывали постель, женщину и мальчика.

Режущие, пронзающие удары дьявольской музыкой звучали в ушах Джемми, и высокий пронзительный смех наполнил комнату.