Джоел Лэйн - Царапина

Прошли годы, но ничего не изменилось. Просто жить дальше казалось достаточным для обоих из нас. Но это было не так. Иногда легче быть жертвой, чем свидетелем.

После того как я пошел в среднюю школу в Варли, я редко бывал в квартире. Я часто ездил в Бирмингем и просто слонялся по городу, глазея на витрины или бродя по музыкальным и видеомагазинам, имея в кармане денег только на баночку коки. По вечерам было лучше, я мог брать с собой Сару — если не ехать на автобусе — и навещать друзей или бродить по центру города, наблюдая за людьми. Это было немного похоже на кабельное телевидение: сколько угодно разных лиц и разных голосов. Заводить друзей вне школы было трудно. Мой возраст отпугивал многих и привлекал тех, кто мне не нравился. Но я был быстрым и хорошо прятался. Я не знал, чего ищу. В голове был некий образ большой семьи, людей, которым было хорошо друг с другом и больше нигде.

Мама привыкла, что меня не бывает дома по выходным. Иногда я спал у друзей на полу или на свободной кровати, Я нравился девушкам моего возраста, потому что мало говорил и казался взрослее. Я не часто занимался сексом. Редко. В тринадцать это кажется странным, как танец под музыку, которую ты никогда раньше не слышал. Мне нравилось бывать в компаниях, где все сидят вместе, а потом идут спать в одну комнату — я мог почувствовать, как перетекаю из одного состояния в другое. Школа было пустой тратой времени. Учитель звал меня Человеком-Невидимкой, потому что никогда меня не видел. Я не был бунтарем, просто мне было все равно. Но после того, как пару раз они прислали школьного надзирателя, мать пришла в ярость и мне пришлось постараться и не злить их. Они ничего от меня не ждали. Это было похоже на цирк — опилки на полу класса.

Что мне действительно нравилось, так это гулять по городу ночью. Или между городами — промышленные зоны, объездные дороги и трубопроводы. С Сарой. Она помогала мне видеть то, что сам я увидеть не мог. Телеграфные провода, как паутина натянутые между зданий. Осколки стекла в пустых окнах. Части брошенных электрогенераторов. Предметы, перемещавшиеся по земле, пока их не пригвоздит дождь. Серебро. Красное. Я останавливался на пороге, засыпал и просыпался с эрекцией и ртом, забитым пылью. Плача. Я нашел пачку сигарет и выкурил их все, чтобы согреться. Эти ночи продолжались вечно, я ненавидел их, но не хотел, чтобы они кончались.

Однажды ночью я стоял на Сноу-Хилл рядом с «Гаммельн», большим игрушечным магазином, закрытым несколько лет назад. Сейчас этого здания уже нет. Но тогда еще была цела большая витрина с игрушками, плакатами и прочими вещами. На улице было тихо, только несколько оцепеневших ребят стояли на автобусной остановке и бродяга рылся в мусорном контейнере. В витрине я увидел идущих цепочкой мышей. Мать и шестеро» мышат. Затем я услышал странный высокий звук, как будто где-то далеко кто-то кричит. Мыши исчезли в стене. Несколько мгновений спустя большая мышь выползла из вентиляционного отверстия рядом с асфальтом. За ней последовали мышата.

Странный звук раздавался за моей спиной. Это была Сара. Она сидела на низкой ограде за бордюром у входа в поземный переход. Рот ее был широко раскрыт, а плечи дрожали от напряжения. Глаза неотрывно следили за медленно приближающимися мышами. Сара спрыгнула на траву, туда, где дренажная канава подходила близко к стене. Большая мышь неловко шагнула мимо края канавы и упала. Сара нанесла удар. Вслед за этой мышью последовали другие. Мне пришло в голову, что я никогда раньше не видел, как она убивает. Только когда все мертвое мышиное семейство осталось лежать, ока начала есть. И высокий тонкий голос замолк.

Она оставила одного мышонка для меня. Нет, я не съел его. Когда я рассказал об этом Микки, она сказала, что Сара была Гаммельнским Крысоловом. Но это было гораздо позже. Когда я пытался вернуться к тому, чего избегал.

Через несколько дней после этого случая я провел ночь с незнакомцем из Бирмингема. Мы с мамой совсем перестали ладить, так что мне не хотелось идти домой. Но денег у меня не было, и я ничего не ел с прошлой ночи. Был поздний вечер. Я сидел на ограде автостоянки, наблюдая, как Сара пытается поймать скворца. Когда птица наконец убралась на крышу китайского ресторана, я заметил, что этот парень смотрит на меня. Он собирался сесть в свою машину — белую «метро». Чувствуя себя по-настоящему неловко, я спросил, не может ли он дать мне фунт. Он подошел ближе, явно нервничая. Более того, он боялся, но не меня. Ему было около сорока, короткие темные волосы, очки.

— Ты есть хочешь? — спросил он. Пауза. — Может, хочешь пиццы?

Я оставил Сару искать себе пропитание. Он не спрашивал, сколько мне лет, а я не хотел отпугивать его этой цифрой. К этому времени мне исполнилось четырнадцать, но выглядел я старше, потому что проводил так много времени на улице. Я уничтожил пиццу (ветчина, перец и черные оливки), и он спросил, не хочу ли я чего-нибудь выпить. В машине я сказал, что мне нужно где-нибудь переночевать. Его лицо просветлело.

Это отличалось от секса с девушками. Не только потому что он был мужчиной — это касалось той силы, что он имел надо мной и что я имел над ним. В какой-то мере к этому у меня был инстинкт. В финальные моменты я как будто смотрел на себя в зеркало: склоненный над ним, пальцы впились в его бока, голова опущена, как у кошки, лакающей молоко. Когда я проснулся, он крепко спал рядом со мной. Еще не рассвело, но видно было хорошо. Моя одежда мятым узлом валялась на полу. Рядом с ней, наполовину под кроватью, лежали его джинсы. Я проверил карманы: двадцать пять фунтов и немного мелочи. Я взял десятку, думая о том, что он может и не заметить, что был ограблен. А если заметит, он поймет, что это была необходимость, а не жадность. Когда я поднял глаза, я увидел, что он смотрит на меня. Я положил деньги в карман и ушел. Каким-то образом я добрался до города. Через час меня нашла Сара. Весь тот день, что бы я ни ел или ни пил, я не мог избавиться от этого вкуса. После этого я всегда просил денег.

Нашел ее я. Одним холодным безветренным мартовским днем. Я пришел домой рано утром и сразу отправился в постель. Когда около трех я проснулся, в квартире было тихо. Я сел смотреть телевизор, гадая, куда подевалась мать. По воскресеньям она обычно бывала дома. В последнее время она угрожала, что собирается отделаться от меня, заставить меня жить отдельно. В квартире был беспорядок. Так что я решил, что, если пройтись по ней с пылесосом, мать придет в более благодушное настроение. Последняя комната, до которой я добрался, была спальня матери. Она лежала на кровати без сознания. Не дышала. Сердце не билось. Я оставил попытки реанимировать ее, когда понял, как она холодна.