Средневековые сказки - Яна Александровна Гецеу
– Ну что ж, дети, пора обедать! – позвонила в колокольчик, призывая служанку одеть её к столу.
За обедом дети не переставая вертелись и баловались, пользуясь добродушным настроением матери. Нового шута Анна то ли из жалости, то ли для забавы посадила за один стол с собой, при этом велев подложить две подушки на высокий стул и подставить скамеечку – иначе б низенькому человечку не справиться. Она следила за неловкими, стеснёнными движениями уродца, и ей все больше становилось стыдно – зачем она затеяла это издевательство? Но не могла же она показать этого детям и тем более злым на язык слугам! И скрепясь, продолжала обед. Закончив, подозвала старого слугу Иоганна и велела ему всюду шута сопровождать и помогать тому в бытовых делах, но не мешать бедняге, если тот попросит.
Анна вышла в цветущий летний сад, сопровождаемая беспокойными детьми, новым шутом и любимой собакой Локи. Это был огромный сильный дог в расцвете лет, и поначалу Анна испугалась за шута, но тот топал рядом с пятнистым чудовищем, уже умытый и причёсанный, и ничуть не смущался подобного соседства. Анна удивилась, как добродушно отнёсся пёс к её забавному слуге – обычно он был грозен с новыми людьми. А тут вдруг приветливо завилял хвостом, обнюхал человечка и лизнул в лицо, закрыв своим мокрым языком почти всё его.
– Мама, наш Енот настолько мил, что даже Локи признал его! – радостно смеялась Марихен, и малыш кланялся ей.
День медленно истекал, тени удлинялись, а Анна всё сидела с книгой на коленях и наблюдала, как малыш Енот веселит её детей: катается верхом на Локи, показывает фокусы с розами и куклами Марихен и, стоя на скамеечке, как на сцене, выделывает разные гимнастические фигуры и декламирует Вергилия. Готлиб-Ян всё пытался задеть его злым словом, но ловкий шут подрезал юного господина деликатно, но метко. Готлиб-Ян сердился, но был вынужден признать проигрыш, чтобы не оказаться вовсе дураком.
После позднего ужина Анна благословила на ночь детей и велела шуту явиться к ней, но Марихен попросила, чтобы сегодня сказку на ночь ей рассказала не кормилица, а Енот. Тот удалился за девочкой, а Анна отправилась в свои покои и, пока служанка раздевала её, долго и пристально смотрела на себя в большое зеркало, ловя первые признаки старения. Её всерьёз тревожило то, что ей уже тридцать два года, и талия имеет уже не те очертания, что хотя бы пять лет назад – роды и время сделали своё коварное дело. И мелкие морщинки в уголках серых глаз – средство, купленное у заезжего алхимика не дало обещанного чудесного результата. И блеск глаз уже вовсе не тот, и волосы… Боже, ведь и до первой седины недолго! Но она ведь ещё вовсе даже не стара! И по-прежнему нравится мужчинам, даже молодым – этот герцог, что заезжал к ним на прошлой неделе… Но нет, это грех, думать о других мужчинах, когда её доблестный муж всего три года как в могиле! Её мальчик, Готлиб-Ян, всё ещё переживает боль потери, оттого и бывает порой так груб и резок… Но ведь он хозяин этого замка, наследник, единственный мужчина рода Готтен. Он старается быть сильным, достойным с честью принявшего смерть графа. Он добрый мальчик, просто ещё страдает по отцу… Пока Анна рассуждала так, в дверь тихонько постучали.
– Да? – откликнулась графиня, оборачиваясь. Дверь неслышно отворилась, и в покои вошёл Енот.
– Госпожа желала меня видеть?
– Садись, слуга Енот! – улыбнулась повелительно Анна. – Ну, как тебе мои дети?
– Госпожа изволит, чтобы я выражался прямо? – хитро усмехнулся шут, опускаясь на скамеечку у ног женщины.
– Разумеется. Только не слишком неучтиво и выбирая выражения! – предупредила она.
– Я буду правдив, ваше сиятельство, когда стану хвалить двух чудесных созданий, мирно спящих сейчас! Ваша дочь, сударыня, чистейшее создание, юный ангел! Сложно представить себе, сколь велика была любовь двоих, давших жизнь подобному мотыльку, столь же прелестному, сколь и резвому!
– И не по годам умному, верно? – добавила польщённая мать.
– Никак нельзя не согласиться! Очаровательное дитя в нежном своем возрасте любопытно до древнеримской поэзии и пожелало ею заменить сегодняшнюю сказку…
– Так ты и в древнеримской поэзии хват?! – воскликнула очарованная нежной музыкой его голоса Анна.
– Имею честь, ваше сиятельство!
– И где ж ты её понабрался? – графине становилось всё любопытнее. – Ведь ты ж крестьянский сын!
– А это святой отец наш, человек весьма просвещённый и наделённый любознательностью и остротой ума, за что и был сослан в отдалённый наш приход. Я не пригоден для крестьянских работ, и отец, не решившись избавиться от меня во младенчестве, отдал священнику на воспитание. Скромную пищу тела я получал от отца родного, а умственную – жадно впитывал от отца духовного. И здесь составил предмет огорчения добрейших родителей и особую гордость святого отца!
– Однако ж… – проговорила Анна и на минуту задумалась. – Да, а каким нашёл ты сына моего, Готлиба-Яна?
– Мальчик добр от природы, сударыня, но непосильное душевное страдание толкает его на жестокости.
– И это верно! – Анна опустила глаза. Как сразу и как точно самую суть уловил этот странный уродец! Она подняла глаза и снова пристально принялась рассматривать его лицо. Весьма живое и умное, освещённое большими навыкате ореховыми глазами под тонкими бровями, прямой нос, лишь большеватый рот портил довольно правильные черты его. И если бы не ущербность тела, он был бы очень даже интересен!
– Скажи-ка, шут мой, а сколько тебе лет?
– Восемнадцать, сударыня, и три месяца.
– Так мало? А я-то полагала, никак не меньше двадцати, ведь ты уже столь просвещён! – удивлённо подняла брови Анна. – Скажи… А не бывал ли ты влюблён?
– Да ну, бросьте, госпожа! Уж мне ли думать о подобных материях! – несколько