Минский козёл - Федор Галич
Хорошо ещё, что на шее у Коли висел барабан, за который он мог прятать свой, нарастающий в штанах, стыд. Иначе его, вставшая междуножная «кожаная палочка» (в отличие от, упавших на асфальт, деревянных) могла вызвать большой международный скандал, с вытекающими оттуда последствиями. А благодаря этому отважному ударному музыкальному инструменту, заслонившему собой нацелившееся на иностранную гражданку Колино пятнадцатисантиметровое «орудие» размножения, была спасена честь юного комсомольца, и не была запятнана репутация образцового советского лагеря.
(От автора: если у кого-то возникли сомнения в том, что у шестнадцатилетнего подростка может быть пятнадцатисантиметровый «отросток» (в состоянии эрекции), то спешу их развеять. Может! Это немного больше среднестатистических размеров, но, при росте выше 180 сантиметров, у парней отрастают члены и подлиннее! И это, не такое уж и редкое, явление.)
В принципе, в той ситуации, подобная реакция возбуждения в активно растущем, здоровом и горячем организме Сидорова Коли была естественной и объяснимой! Во-первых, короткая юбка Катерджины была намного короче общепринятых в Советском Союзе норм приличия. А во-вторых, внешне, эта, не по годам зрелая, высокая шатенка с пленяющим и обезоруживающим взглядом выглядела скорее, как девушка Джеймса Бонда, облачённая в униформу скаута и сошедшая с киноэкрана, нежели, как обычная, стандартная школьница, коих он привык лицезреть в своей родной школе и во дворе. Но вряд ли это могло бы стать Колиным оправданием, если бы его вставший член привлёк внимание чешско-советской патриотки, и её травмированная детская психика довела бы его до суда. Бесконтрольную реакцию организма Коли (политически «подкованный») прокурор расценил бы не иначе как злоумышленное сексуальное домогательство в отношении несовершеннолетней и настоял бы на переводе озабоченного извращенца в какой-нибудь другой лагерь с гораздо худшими погодными и бытовыми условиями. А если бы Катерджина оказалась дочкой какого-нибудь чешского партийного босса, то блюстители власти могли парня и расстрелять без суда и следствия, прямо за территорией лагеря.
(Прим. автора: про «расстрелять» это был, конечно же, «чёрный юмор»))).
Возможно, впоследствии, страх перед нависшей над его головой (и головкой) угрозой физического «отчленения» их от тела (по решению предвзятого международного суда) напрочь отбил у Коли какое-либо желание переходить границу дозволенного и вероломно вторгаться на интимную чешскую «территорию» и, развив в нём комплекс «козла отпущения» (априори виновного в растлении невинной гражданки братской страны, заранее, приговорённого к смертной казни через «подвешивание за яйца»), сделал из Николая убеждённого «платоника» — человека, испытывающего к противоположному полу исключительно платонические чувства.
Искусственно «замораживая» свою, едва распустившуюся, как весенний цветок, страсть, Коля самокритично корил себя и сокрушался по поводу того, что «чёрт его дёрнул» влюбиться именно в чешку Катерджину из Пльзеня, а не в какую-нибудь простую русскую девушку Катерину из Пензы. Что теперь ему из-за этого приходится шарахаться от заграничного слабого пола, как от огня, а не трахаться с этим полом (на полу) в подвале, под крышей клуба (на чердаке), в лесу (под ёлкой), в поле (на ромашках) и в тёплой речке делать это стоя (под водой).
Чтобы справиться с приобретённым недугом и излечиться от сексофобии, Коле срочно был нужен старший товарищ, опытный наставник, способный дать ему мудрый совет и направить его на путь истинный.
Больше других на эту роль (по мнению Николая) подходил тридцатишестилетний ловелас, бывший таксист Серёжа, переведённый по состоянию здоровья из городского таксопарка в этот загородный лагерь на должность дворника. Весёлый балагур, душа компаний, любимчик всех уборщиц, горничных и поварих был вынужден (помимо основной работы) выполнять ещё и обязанности «святого отца», к которому Коля прибегал каждое утро (за час до подъёма) и «исповедовался» ему в своих амурных делах, «одрачённых» грешными помыслами об аппетитных «булках» чешской красавицы.
На ранние визиты Коли дворник Серёжа реагировал всегда одинаково: откладывая метлу в сторону, закуривал папиросу «Беломор Канал» и терпеливо выслушивал откровенные признания пылкого юноши, тяжело вздыхал и, поглаживая густую бороду, задумчиво мотал из стороны в сторону головой. Делясь своими опасениями с молчаливым собеседником, Николай каждый раз надеялся получить от него какой-нибудь вразумительный путёвый совет, а не молчаливое сочувствие, пропускаемое дворником через себя и выпускаемое в виде густого облака папиросного дыма. Однажды терпение Коли лопнуло, он психанул и посетовал на то, что чувствует себя тонущей в похотливом «болоте» собачонкой «Му-Му», а немой дворник не может ни протянуть ему «руку помощи», ни позвать на помощь более расторопных «спасателей»! На что Сергей усмехнулся, ловко сорвал с сосновой ветки шишку и, вручив её Коле, философски заметил, что по «закону природы» правильнее нарушить «обет воздержания», «сорвать» запретный «плод», насладиться им и умереть счастливым, чем в муках сдохнуть от голода и сексуального холода! Ради этого намечающегося интернационального полового акта (объединяющего наши народы), он, даже, готов был безвозмездно предоставить Николаю на пару часов свою комнату в общежитии, чтобы им с Катерджиной никто не помешал слиться в русско-чешском экстазе. Дворник с завистью уверял Колю, что тот будет об этом пятиминутном эпизоде вспоминать потом всю жизнь, если «попробует» эту сочную интуристку! И что будь он на его месте, то, не раздумывая ни секунды, «обтоптал» бы эту чешскую «курочку».
Однако вдохновляющий (на сексуальные «подвиги») пример с шишкой так и не вселил в Колю уверенность в том, что он готов физически «бороться» с Катерджиной за постельную любовь, рискуя умереть в борьбе за ЭТО. Он, как трусливый, робкий и застенчивый «Адам», по-прежнему ходил «вокруг до около» манящих его плоть «плодов», но ни в какую не решался их сорвать и выпить сок из этих, будоражащих его «урчащее» либидо, чешских «дынь». Да и подходящего повода для этого не было. Так и вздыхал бы Коля по кустам, как малолетний маньяк, издалека наблюдая за своей возлюбленной, вплоть до самого отъезда, если бы в один прекрасный день СУДЬБА не сжалилась над ним и, уговорив ФОРТУНУ повернуться к нему передом, устроила в этом лагере «День русско-народного фольклора», где им с Катерджиной выпала великая честь стать главными героями мероприятия — «ИВАНОМ» да «МАРЬЕЙ».
По сценарию, Коля и Катерджина должны были явиться на праздник верхом на коне. Ну, а поскольку они являлись современными персонажами, то и конь должен был быть современным. Современным, модным, железным «конём». Вспомнив о том, что у него на даче, в сарае, по удачному стечению обстоятельств, как раз, без дела стоит и скучает «породистый» минский красавец, Коля бескорыстно предложил использовать на празднике своего белорусского «скакуна». Благо, что родительская дача находилась неподалёку от лагеря, и это стало решающим фактором для принятия режиссёром
