Минский козёл - Федор Галич
— Вот с этим трудно поспорить, поэтому вас люди «козлами» и величают! — нашёл Николай Иванович, для себя, ещё одно объяснение «прилипания» к этой мотоциклетной марке столь обидного прозвища и, приставив к своей голове два указательных пальца (имитирующих рожки) пронзительно заме-е-е-е-екал.
— Позвольте, но это несправедливо! — воскликнул мотоцикл, встав «на дыбы». — Я честно исполнил часть своего договора, а мой «партнёр», вместо того, чтобы выполнить свою часть договора, дразнится, — возмущённо пожаловался, растущей неподалёку сосне мотоцикл и, в знак презрения, неодобрительно бибикнул два раза.
— А вот это, ты, зря! В отличие от мотоциклов-предателей я дорожу своим честным именем, и всегда держу данное мной слово! — перестав дурачиться, упрекнул собеседника Николай Иванович и, сменив укоризненный тон — на деловой, сухо и подробно изложил суть своих планов. — Я пригнал тебя на это, священное для меня, место с одной только целью — принести тебя в жертву «Богу любви» — Амуру, чтобы он забрал у меня («висящий на шее» и тянущий меня в ад), железный, тяжеленный «амулет безбрачия на колёсах» и вернул мне мою любовь! Я считаю, что этот обряд поможет мне избавиться от проклятия, а может, даже, и «отмотать» время вспять, чтобы я смог вновь встретиться с Катерджиной и никогда больше с ней не расставаться!
— И ты веришь во всю эту мистическую чепуху?! — «захохотал» мотоцикл, скрипя несмазанными рессорами. — Я не узнаю тебя! Где тот убеждённый атеист, комсомолец Коля Сидоров, который считал, что его судьба находится исключительно в его руках, а не в руках какого-то выдуманного кем-то «Бога любви» — Амура? Неужели он трусливо спрятался в теле этого тщедушного, пузатого и лысеющего мужичонки и ждёт, когда прекрасная чешская принцесса «прискачет» сюда на своей белой «Яве» и вытащит его из этой вонючей «темницы»? Скажи, честно! Ты реально веришь в то, что если утопишь меня в реке, в твоей жизни что-то изменится?
— По крайней мере, я попытаюсь это сделать и буду надеяться на чудо, — без особого энтузиазма ответил Николай Иванович и, молча «взвесив» свои шансы, подытожил, — В любом случае, это лучше, чем просто сидеть, сложа руки, и смотреть на то, как одиночество с аппетитом «доедает» мой мозг, да пачками жрать успокоительные пилюли, запивая их водкой!
— Ладно! Так и быть! — сжалился над страдающим хозяином расчувствовавшийся мотоцикл и «подмигнул» ему оранжевым поворотником. — Раз уж ты обвиняешь меня в предательстве и считаешь, что это я испортил тебе жизнь, то я готов это исправить, «склеить» твою разбитую любовь и вернуть тебе Катерджину!
— Но как? — затаив дыхание, взволнованно спросил Николай Иванович, на миг, отключив разум.
— Элементарно! Я увезу тебя к ней, — спокойно ответил мотоцикл и самостоятельно завёл двигатель.
— В Чехию? — не веря своим ушам и не обращая внимания на заработавший мотор, с иронией, логично предположил Николай Иванович и нервно хихикнул.
— Не-а, — отрицательно замотал рулём мотоцикл. — В ЧЕХОСЛОВАКИЮ! А точнее, на праздник «Русско-народного фольклора».
— Ты хочешь сказать, что можешь отвезти меня в прошлое?! — наконец-то догадался Сидоров, начиная сомневаться в своей адекватности и в том, что это произносит именно он.
— Могу! — уверенно подтвердил мотоцикл, легонько кивнув фарой. — Ведь на самом деле я не «минский козёл», а «волшебный конь». ВОЛШЕБНЫЙ, СКАЗОЧНЫЙ «КОНЬ»!
— Ты, меня прости, но в сказки я не верю, — решил поберечь своё психическое здоровье Николай Иванович и поскорее закончить этот бесполезный диалог.
— Вот, это, да! — изумился мотоцикл, добавляя «газу». — Пять минут назад ты убеждал меня в обратном и твердил, что готов верить даже в чудо, лишь бы вернуть то счастливое время назад, а сейчас, когда тебе его предлагают — отказываешься?
— А ты докажи, что можешь реально, а не на словах, совершить это чудо и тогда я, безоговорочно, начну верить ни в «Бога любви», ни в Коммунистическую партию, а буду свято верить только в тебя! Справишься с такой нелёгкой задачей? — «взял на слабо» железного собеседника Сидоров, будучи заранее уверенным в том, что тот блефует.
— Запросто! — без тени сомнений в своих магических способностях протарахтел мотоцикл и, подъехав впритык к Николаю Ивановичу, вкратце «обрисовал» маршрут, «прочертив» который они откроют «портал времени» и переместятся в прошлое, — Садись в кресло, трогайся с места, разгоняйся точно до такой же скорости (на какой вы мчали тогда с Катерджиной по стадиону), сделай ровно три круга против часовой стрелки, а когда переместишься во времени и встретишься со своей любовью, то дальше можешь делать всё, что душе будет угодно. Моя миссия на этом будет выполнена.
Вслух, в точности повторив данные ему инструкции, Николай Иванович, убедившись в том, что всё правильно запомнил, с трепетом сел за руль мотоцикла и, погрузившись в те далёкие воспоминания, полагаясь на свои внутренние ощущения, начал разгоняться до нужной скорости.
Проехав первый круг по стадиону, он стал слышать отрывистые детские голоса, доносившиеся с трибун. На втором круге ландшафт лагеря начал расплываться, а на флагштоках развиваться флаги с олимпийской символикой восьмидесятых годов. На третьем круге Сидоров Коля почувствовал на себе нежные объятия и прижимающийся к его спине знакомый силуэт.
— Катерджина! — с придыханием прошептал Коля и, закрыв от удовольствия глаза, переместился в прошлое…
Единственное, что оставил после себя в настоящем времени Сидоров Николай Иванович, переместившись в прошлое, было газетное упоминание о странном происшествии, которое произошло в уральской глубинке, на территории заброшенного пионерского лагеря.
В заметке сообщалось, что (такого-то числа, такого-то месяца) тридцатишестилетний дачник разбился на мотоцикле, врезавшись со всей дури в растущую неподалёку от лагерного стадиона сосну. Примечательным был тот факт, что прибывшие на место аварии гаишники совсем не обнаружили «тормозного пути», а в крови потерпевшего не нашли ни капли спиртосодержащих веществ. Показания медиков не «пролили свет» на это таинственное происшествие и вместо «точки» поставили в этом деле множество «вопросительных знаков». Ведь по их словам, пострадавший был ещё жив в тот момент, когда они ему оказывали первую помощь, и вместо того, чтобы умолять их спасти его, он, умирая, крепко сжимал в руке сосновую шишку, счастливо улыбался и бредил, упоминая какого-то дворника Серёжу и то, что ему, наконец-то, удалось «сорвать» запретный и очень-очень сладкий чешский плод…