Александр Уваротов - 1945

— Который час? — спросил Бочкарев.

— Три сорок по Берлинскому времени. Обратите внимание, господа, здесь находятся транспаранты. На каждом надпись, они будут информировать вас о готовности и…

— Я знаю, — сказала Сигрун. — В объяснениях нет необходимости. Вы можете уйти, если все готово.

— Я буду в соседнем помещении. На подлокотниках кнопки вызова. Хайль! — послушно ответил мужчина и вышел.

Что-то звенело тихонько, как комар, в том месте, где находились лампы освещения, шипело помехами радио, и кто-то в нем, обстоятельный и тщательный, надиктовывал непонятное: «Отсек двадцать два – восемьдесят четыре, отсек двадцать три – тридцать девять, отсек двадцать четыре…». А еще гулко топали в коридоре и совсем неразборчиво бубнили за стеной.

Они сидели неподалеку друг от друга, смотрели на одну и ту же металлическую стену, на решетки, за которыми скрывались узкие прямоугольные лазы или трубопроводы, и молчали.

Громадный корабль тихонько подрагивал, наполнялся скрежетом и дрожью, затем успокаивался, чтобы через какое-то время вновь проявить свою таинственную внутреннюю жизнь.

— Как вас зовут? — спросила Сигрун.

— Берхард. Скажите, Сигрун, о чем вы сейчас думаете?

— О вас.

Разумеется, о чем же она еще может думать. Только о враге, сидящем рядом и только и ждущем, как бы разрушить ее будущее. С особым удовольствием и цинизмом.

— Я думаю о странных совпадениях, которые называются судьбой. О мелочах, которые управляют нашей жизнью. Не так, как мы хотим, а по иному, высшему плану. С одной стороны, это неприятно, когда твои поступки и действия не принадлежат тебе, когда они исподволь рассчитаны, измерены…

— И смазаны…

— Как? — переспросила она.

— Смазаны. Как шестеренки. Их собрали, проверили, удостоверились, что все работает, а затем густо обваляли в смазке, завернули в вощеную бумагу и отложили на твою персональную полочку. В нужный час все соединится, заработает, а ты будешь только удивляться – как ловко, как удивительно ладно сцепились события.

— Как здорово, что вы это понимаете, — Кажется, в ее взгляде появилось что-то дружеское. — Удивительно! Обычно, приходится объяснять, и все равно они пожимают плечами. Толстокожие!

На стене напротив них осветилась желтым надпись «Внимание! Приготовиться!»

— Да, это именно то, что я имела ввиду. А с другой, представьте, что вы сами способны всем управлять. Все рассчитывать и соединять. Но разве могли бы мы тогда все сцепить так, чтобы соединилось множество событий: мое возвращение из Новой Швабии, затем предложение поработать с «Колоколом», и, наконец, место оператора. А теперь еще и встреча с близким тебе по образу мыслей.

— Мне что-то нужно делать? — спросил Бочкарев.

— Нет, просто сидите в кресле. Эта комната связана волноводами с «Колоколом» и он учитывает ваше присутствие.

— А я добавлю от себя: неожиданное новое задание, поездка на «Герхард», потом встреча со Шталманом и, наконец, «Андромеда». Еще несколько дней назад я и помыслить не мог о чем-то подобном.

— И в результате мы вдвоем находимся в одном месте. Непонятно и ошеломляюще. Наверное, Высшие Неизвестные правы. Не нужно стремиться все постигнуть и понять, должна оставаться непредсказуемость… маленькая тайна…

Бочкарев, неожиданно для себя, протянул руку и коснулся руки Сигрун. Просто потому, что и ему хотелось того же – непредсказуемости, маленькой тайны, запасной дверцы, которая всегда должна быть. В любых ситуациях. А может, он просто врал себе, смущаясь от мысли, что эта девушка вызывает в нем что-то особенное, далекое от колоколов, войны и штандартенфюреров. То, что должна вызывать любая девушка, с длинной косой или вовсе без нее.

Ему показалось, что Сигрун взяла его ладонь в свою, но в эту секунду свет ламп стал тусклее, зажегся еще один транспарант «Внимание! Колокол включен!», после чего весь мир замер и потек, как течет и растворяется картина за оконным стеклом, смазанная плотным весенним дождем…

4 апреля 1945 года

Тяжело груженый трехосный «Даймлер Бенц», оглушительно ревя клаксоном, резко принял вбок. Бочкарева обдало горячим воздухом, поднятой пылью и автомобильной чадящей гарью. Шофер что-то проорал, нечеткое и по определению обидное. Бочкарев отшатнулся, посмотрел по сторонам и бросился к Сигрун, поднимавшейся с земли метрах в пятидесяти от него.

Дорогу окружали поля с какой-то кучерявой бойкой зеленью, с черными прямоугольниками изрезанной плугом земли. Дорога аккуратно взрезала их серой асфальтовой полосой и, заворачивая, влетала в деревушку с игрушечными фахверховыми домиками.

— С вами все в порядке? — спросил Бочкарев.

Сигрун, недовольно отряхивая пыль с длинной юбки, кивнула.

— Где мы?

Девушка изумленно окинула взглядом поля, посмотрела на Бочкарева. Ответ читался в на ее лице, она тоже не знала.

— Это и есть изменение? — спросил вновь Бочкарев. — Вы, кажется, подвернули ногу, можете идти?

— Пустяки, я справлюсь. Который сейчас час, Берхард?

— Начало десятого. Вы помните, что произошло после того, как включили «Колокол»?

— Нет. Мне кажется, что все еще четыре утра.

— Мне тоже. Идемте в деревню, — Он посмотрел как она припадает на левую ногу, — Если хотите, я понесу вас на руках.

— Вот еще, что за глупости. Я не немощная бездельница, живущая ночными кутежами и ждущая, когда перед ней открою дверь авто. Я занимаюсь спортом и наукой!

— Ну тогда, держите хотя бы мою руку.

Она согласилась, но метров сто старательно обходилась своими силами. И только подустав, взяла его под руку.

Их нагнал еще один грузовик, затормозил в ответ на поднятую Бочкаревым руку.

— Быстрее, быстрее! — крикнул шофер. — Да что же вы так возитесь?!

— Объясните, что случилось? — спросил Бочкарев, усаживаясь вслед за Сигрун.

— Вы не знаете? Американцы прорвались из котла, еще немного, и будут здесь.

— Как называется это место? — спросила Сигрун. — И какое сегодня число?

Шофер с подозрением осмотрел их.

— Четвертое апреля, вчера было третье, — буркнул он. — Завтра будет пятое.

— А что это за деревня, как называется?

Шофер неожиданно затормозил, извлек откуда-то парабеллум и направил на них.

— А ну-ка выходите! Если вы немцы, вам положено знать, что это за деревня. Особенно, если ты в форме СС. Да только откуда я знаю, ваша это форма или чужая?!

— Послушайте…

— Выходите или стреляю!

Они послушно выбрались, проехав едва больше ста метров. Грузовик, наддав, рванул вперед, а они медленно двинулись ему вслед.