Алексей Атеев - Карты Люцифера
– Садись, Артем, и слушай! – начал старец, торжественно глядя на Артема. – Эта реликвия, по сути, не имеет цены.
– Как это?! – удивился наш герой. – Все имеет цену.
– Не перебивай, циник! – строго одернул его Колычев. – Все, да не все… Я же говорю: реликвия, притом святая. Некогда принадлежала самому князю Владимиру Святому, крестителю Руси.
– Неужели?! – изумился Артем.
– Достоверный факт! Эта эмаль входит в число так называемых «корсунских реликвий», полученных Владимиром в дар от крестивших его византийских монахов. Как известно, Владимир Всеволодович крестился после того, как захватил византийский город Херсонес. Вот послушай, как описывает это событие Лаврентьевская летопись.
Колычев снял с полки объемистый том и принялся читать:
«В год 6496 (988) пошел Владимир с войском на Корсунь град греческий. И послал к царям Василию и Константину и так им передал: «Вот взял ваш город славный; слышал же то, что имеете сестру девою; если не отдадите ее за меня, то сотворю городу вашему (столице) то же, что и этому городу сотворил». И, услышав это, они (Василий и Константин) опечалились и послали ему весть, и так ответили: «Не пристало христианам выдавать жен за неверных. Если крестишься, то и ее получишь, и царство небесное примешь, и с нами единоверен будешь».
По божьему промыслу в то время разболелся Владимир глазами, и не видел ничего, и скорбел сильно, и не знал, что делать. И прислала к нему царица (Анна) и передала: «Если хочешь избавиться от болезни сей, то крестись скорее, иначе не избудешь недуга сего». Услышав, Владимир сказал: «Если воистину исполнится это, то поистине велик будет бог христианский». И повелел крестить себя. Епископ же корсунский с царицыными попами, огласив, крестил Владимира. И когда возложил руку на него, тотчас прозрел он. Владимир же, ощутив свое внезапное исцеление, прославил бога: «Теперь узрел я бога истинного».
После этого Владимир взял царицу и попов корсунских с мощами святого Климента, взял и сосуды церковные, и иконы на благословение себе…».[13]
– Понял?! – спросил Колычев, прервав чтение.
– Что я должен понять?
– Какая вещь тебе в руки попала?!
– Но почему вы думаете, что эта эмаль принадлежит князю Владимиру?
– Ее изображение имеется в знаменитой книге Кондакова «Византийские эмали». Слышал о такой?
Артем отрицательно помотал головой.
– Эх ты, антиквар!
– Я, Михаил Львович, многого не слышал, – обиделся Артем, – но в нашем деле кое-чего маракую. Но почему она не в Успенском соборе или там где еще…
– Была украдена в 1918 году из патриаршей ризницы. И вот когда объявилась. У старухи, говоришь, купил? Интересно было бы потолковать с этой старушкой, – задумчиво заметил Колычев.
– Так сколько же она стоит?
– Ты все о том же. Кто знает… Может, сто тысяч, а может, миллион.
– Миллион чего?
– Долларов, идиот!!! – разъярился старец.
– Вы это серьезно?!
– Послушай, Артюша, – как маленькому принялся объяснять Колычев. – Я уже говорил: сколько эта вещь стоит, я не знаю, и никто не знает. Ты бы мог, к примеру, мне ответить: какова цена шапки Мономаха? То-то и оно. Это священная ре-ли-кви-я! – произнес он по слогам. – Если бы у вещи и не имелось легенды, она стоила бы от одной до пяти тысяч долларов. Причем не здесь, а на Западе. Примерно столько ты за нее и получил, по официальному курсу 83 копейки за доллар. Тут ведь еще две эмали находились, – он постукал аккуратно подстриженным ногтем указательного пальца по коробке.
– Что же теперь делать? – недоуменно произнес Артем. – Не отдавать нельзя…
– А допустим, эмаль по-прежнему твоя. Как бы ты в таком случае поступил?
Артем пожал плечами:
– Стал бы искать настоящего покупателя.
– И, думаю, вряд ли бы нашел. Больше, чем этот таинственный Иван Николаевич, тебе никто здесь не даст.
– Пойду в патриархию…
– Ну, ты даешь! Отберут и с концами. А то еще копать начнут. Где взял и так далее. Вообще говоря, эта вещица весьма опасна. Ты уже имел возможность в этом убедиться. – Колычев выразительно постучал себя пальцем по голове. – Этот армянин, нынешний муж профессорши Ладейниковой, наверняка знает об истинной ценности. И сама Ладейникова знает. Возможно, она желает получить эмаль, чтобы успеть ее продать, пока армянин сидит. Не думаю, что она двинула тебя бутылкой, исполняя приказ мужа, а тем более… – Колычев захихикал. – Армяне вообще-то ревнивый народ. Горячая восточная кровь. Так что…
– А как бы вы поступили на моем месте? – спросил Артем.
– Я бы? Да снес бы икону в Исторический музей.
– Бесплатно?!
– Само собой. Избавься от нее, и дело с концом. Не жадничай. Есть у меня предчувствие: в противном случае наживешь огромные неприятности.
– А что же я покупателю скажу? Этому Ивану Николаевичу? Мол, потерял? Тут уж, я думаю, неприятностей вообще будет выше крыши.
– Но ведь ты даже до сих пор не видел клиента. Пообщайся с ним, посмотри, что за человек, а там уж сам ориентируйся, как вести себя дальше.
Без пяти минут шесть Артем поставил свою «Волгу» на стоянку перед местом предстоящей встречи, что находилось на Ленинградском проспекте, и двинулся к входу в гостиницу, мурлыкая под нос недавно услышанную песенку:
«…вечно в кожаных перчатках – чтоб не делать отпечатков, жил в гостинице «Советской» несоветский человек».
Магнитофонную катушку с записями Артем купил у знакомого фарцовщика. Фамилию исполнителя (вроде какой-то «…ский») он не запомнил, но песенки ему понравились. Донельзя хриплый голос пел не какую-нибудь блатную «шнягу», а вполне злободневные, весьма ироничные и даже с легким антисоветским душком тексты, нещадно насилуя струны гитары. Самое главное, песенки тут же намертво врезались в память. Артем еще подумал, что автора, скорее всего, ждет непонимание властей, поскольку тексты наверняка не литованы.[14]
«…искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой.И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ».
«Интересно, на что это он намекает в отношении МХАТа?» – весело кумекал Артем, открывая двери.
– Местов нет, – сообщил бородатый швейцар в украшенной галуном фуражке с надписью: «Гостиница». Артем сунул ему двугривенный, и швейцар важно отдал честь.
Он миновал дежурную по этажу, с интересом читавшую газету «Советский спорт» и не обратившую на его появление никакого внимания, остановился перед дверью с номером 27.
«Но работать без подручных, может, грустно, может, скучно.Враг подумал – враг был дока, – написал фиктивный чек,И где-то в дебрях ресторана гражданина ЕпифанаСбил с пути и панталыку несоветский человек».
Артем осторожно постучал. Дверь словно по волшебству раскрылась, и он попал в темноватый номер. У окна сидел какой-то человек и читал «Правду».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});