Приходи вчера (сборник) - Мастрюкова Татьяна

А в тумане послышались удаляющиеся чавкающие шаги.

И теперь уж Брусилов вчистил от болота. Да как вчистил! Побил все нормы ГТО по бегу по пересеченной местности.

Так, без остановок и на адреналине, шагал, пока неожиданно для себя не очутился на человеческой тропе, натоптанной до мелкой пыли, с выбитой травой. Местность показалась ему знакомой, но он не был уверен до тех пор, пока не вышел прямиком к той деревне, которую покинул четыре дня назад…

Деревенские встретили его так же радушно, спрашивали, почему вернулся, не забыл ли чего. Интересовались, много ли образцов набрал, и очень удивились, что нисколько. Но их удивление было не сравнить с изумлением самого Брусилова, когда он узнал от деревенских, что отсутствовал почти две с половиной недели. Они его обратно не ждали, он же сам подробно свой маршрут описал, и возвращение в деревню в его планы не входило. В ответ на рассказы Брусилова местные лишь недоверчиво посмеивались, подозревая какой-то подвох.

«Дело даже не в этом. — Виктор Иванович с непонятной ухмылкой потер подбородок, будто у него челюсть свело. — Деревенские глаза вытаращили, когда я заговорил про болото. Нет, твердят, никакой топи в лесу рядом с деревней. Да еще такой обширной. Уж они бы знали. Озерцо есть, но так, скорее лужа. Разве что снегом питается, а в основном полусухое стоит».

Брусилов тогда спорить не стал, просто карту расстелил на столе и смотрит: вот река, вот их деревня, вот та, куда он не дошел, вот между ними нежилая тайга. Тут его охватывает неприятное чувство, и особенно неловко перед посмеивающимися деревенскими, — никакого болота рядом с деревней на карте действительно нет. Но не полоумный же он, совершенно трезвый, не новичок, который карту читать не умеет и лужу от болота отличить не может.

Тут Брусилова один бывалый охотник в сторонку отводит и тихо говорит: «Старики былички сказывают, а в основном помалкивают, не мужицкое это дело. Был один Ваня, пропал на месяц, вернулся, а потом тоже про болото болтал. Так Ваня за воротник хорошо закладывал. Ты, мужик, лучше иди другой тропой. Будет подольше, да понадежней».

Некому про болото рассказывать, если никто не возвращался. Может статься, до сих пор там бродят.

Местные жители не одну и не две истории навскидку вспомнят, как трехлетний или четырехлетний ребенок, мальчик или девочка, не суть важно, пропадал в тайге. От родителей отстал, когда ягоду собирали, или самому что в голову стукнуло, но ушел и исчез. Но, в отличие от многих других случаев, конец у этих историй не печальный. Конечно, немедленные поиски организуют. И уже совсем надежду теряют, потому как проходят не одни сутки, а в тайге любому без экипировки и опыта, да ночью, да с мошкой и серьезным зверьем, прямо скажем, хана. А здесь чуть ли не босиком, в одной рубашонке малыш, говорить еще толком не умеет. И вдруг этот уже практически оплаканный родными ребенок находится живой и здоровый. И даже не особенно успевший испугаться. Иногда находится там, где искали уже, каждый куст прочесали, каждую кочку перевернули, рядом совсем. А иногда за много километров от родной деревни, в другом поселении, куда взрослому мужчине по тайге добраться ой как непросто за такой срок. Только взрослому для этого и время надо, и силы, и знание дороги, а для малыша время сузилось, вильнуло, исказило пространство. Он и устать не успел, и замерзнуть не успел, ягодами голод утолил. А что ему уставать да голодать, когда для него прошло всего несколько часов или того меньше! Он и рассказать толково не может, что к чему. Шел и шел, думал, что домой. А это не свой дом, а чужая деревня. Тут-то и начинает ребенок рыдать, тут-то и пугается.

Малым детям, невинным душам и умам, не замутненным цивилизацией и псевдонаучной мишурой, которую выдают за истину в последней инстанции, гораздо легче принять как должное все, что взрослому человеку трудно объяснить логикой и физикой, а потому стыдно признать.

На Брусилова тоже косо, с усмешкой, как ему казалось, посмотрели: мол, сломался геолог. Молодой парень, куда ему одиночество в тайге выдержать, озерцо с болотом спутал, три недели бродил. Бросай, мол, пить, коли не умеешь.

А он всю ночь потом думал, курил папиросы одну за другой. Думал и не додумался. Известная ему наука случившееся никак не объясняла, а больше опираться в своих умозаключениях ему, безбожнику, было не на что. Теория с болотным газом больше всего вписывалась в обычную картину мира, Брусилов в конце концов ее и принял. Черт, которого не бывает, с ним, с отсутствием по факту болота.

Через день Виктор Иванович отправился дальше, причем даже не потребовалось особенно пополнять запасы крупы, муки да сала. Пошел на этот раз от греха подальше подлинной тропе. Тридцать километров отмахал, там поднялся к обнажениям, работал несколько дней. Потом спустился в долину реки, вышел на известную тропу, выведшую через пять километров к просеке. А там через два дня просека привела к дороге, по которой геолог легко добрался до отмеченной по маршруту деревни, где оставил собранные образцы породы. Дневник Брусилов запечатал сургучной печатью у местного представителя власти, на которого возлагалась обязанность отослать в геологоуправление образцы вместе с этим самым дневником. А потом, отдохнув дня два, опять нырнул в таежные дебри выполнять комсомольское поручение.

В лесу, по народным представлениям, даже соблюдающий все правила человек может случайно наступить на след нечистой силы, пересечь тропу лешего, после чего взбешенная этим нечисть начинает напускать морок и туман, сбивать с пути, заводить в такую чащу, откуда никак не выбраться, заставляя заблудившегося человека кружить на одном и том же месте. Время при этом для заблудившегося либо растягивается, либо теряется, так что человек не в состоянии понять, сколько прошло часов или дней.

КОРОТКИЙ ПУТЬ

Можно было идти по асфальтированной тропинке, которая, делая широкую дугу, в итоге приводила к дороге, прорезающей поселок насквозь. В другие дни да при хорошей погоде я так и поступал. Тропинка к тому же шла мимо круглосуточного ларька, так что народу в той стороне хоть немного, но было, причем в любое время суток.

Но так получалось плюс двадцать минут, и эти минуты имели критическое значение, когда ты устал, замерз и хочешь побыстрее оказаться дома.

Поэтому, возвращаясь поздней электричкой, я всегда садился в последний вагон, а на своей станции, дождавшись отбытия поезда, спрыгивал с платформы как раз под предупреждающим плакатом «Берегись поезда — не прыгай с платформы!» и шел вдоль рельсов пешком, срезая дорогу домой.

Железнодорожный путь проходил через лесок, хороший такой лесок — в нем местные ушлые бабуленции собирали грибы для продажи на трассе.

До недавнего времени я, сознаюсь, безалаберно думал, что единственная опасность, которая мне грозит, — это попасть под поезд. И то относительная, поскольку следующий поезд после поздней электрички прибывал только через час, и мы с ним никак не могли друг друга встретить на путях.

В тот раз я ехал в полупустом вагоне, да и на станции сошло меньше людей, чем обычно бывает будним осенним вечером. Это, разумеется, меня совершенно не удивило и не насторожило, просто отметил факт, и все.

Дождался отбытия электрички, привычно перемахнул через оградку платформы и зашагал по едва видимой тропинке вдоль рельсов.

Какой-то звук за спиной насторожил меня, но не испугал. Даже показалось сначала, что кто-то окликнул по имени, но я не был уверен.

Голос звучал знакомо, поэтому я на всякий случай приостановился и обернулся: вдруг вместе со мной с электрички сошел кто знакомый.

Из-под платформы вынырнула большая черная дворняга, потянулась и не спеша потрусила в мою сторону. Больше никого не было. Ну, вдвоем веселее идти, пусть даже с собакой. Так я подумал и пошел себе дальше.