Стивен Кинг - Бессонница

На мгновение голова Ральфа опять высунулась из крыши самолета, и он поспешно опустился на колени. Теперь Общественный центр занимал собой весь обзор, и Ральф понял, что уже слишком поздно пытаться остановить Эда.

Он уже отсоединил кнопку звонка от сиденья. Он держал ее в руках.

Ральф полез в карман и взял в руку оставшуюся сережку, снова зажав ее в кулаке острым «гвоздиком» вперед. Другой рукой он обхватил провода, протянувшиеся между звонком и коробкой. Потом он закрыл глаза и сосредоточился, вновь создавая в сознании это ощущение вспышки. В желудке что-то оборвалось, и у него еще было время подумать: О как! Это как в скоростном лифте!

А потом он спустился на уровень краткосрочников, где не было ни богов, ни дьяволов, не было лысых докторов с волшебными ножницами и скальпелями, не было аур; где нельзя проходить сквозь стены и поэтому нельзя избежать авиакатастрофы, которая вот-вот произойдет. Вниз, на уровень краткосрочников, где его можно увидеть… и до него вдруг дошло, что Эд как раз на него и смотрит. Смотрит и видит.

– Ральф? – Это был голос человека, который только что проснулся от самого длинного сна в своей жизни. – Ральф Робертс? Что ты здесь делаешь?!

– Да вот, понимаешь ли, проходил мимо и решил заглянуть, – сказал Ральф. – С дружеским, так сказать, визитом. – Он сжал руку в кулак и выдернул провода из коробки.

– Нет! – закричал Эд. – Нет, ты же все испортишь!

Конечно, испорчу, уж будь уверен, подумал Ральф и потянулся через Эда, чтобы схватить штурвал. До Общественного центра оставалось еще где-то тысяча двести футов, может быть, даже меньше. Ральф не знал, что находится к коробке на сиденье, но думал, что это пластиковая взрывчатка, какую обычно используют террористы в боевиках с Чаком Норрисом и Стивеном Сигалом. Она по идее должна быть достаточно стабильной – не как нитроглицерин в «Плате за страх» Клузо, – но сейчас был не тот случай, когда можно было довериться киноиндустрии. И вообще, даже стабильная взрывчатка вполне может взорваться и без детонатора, если упадет на землю с высоты двух миль.

Ральф вывернул штурвал влево, насколько это было возможно. Общественный центр внизу принялся тошнотворно крутиться, как будто он располагался на огромном волчке.

– Нет, ты, ублюдок! – А потом что-то очень похожее на маленький молоток ударило Ральфа в бок, парализуя болью и не давая возможности дышать. Его рука соскользнула со штурвала, и Эд ударил его еще раз, на этот раз – в район подмышки. Эд схватил штурвал и вывернул его обратно. Общественный центр, который начал было перемещаться вбок, вернулся в центр обзора.

Ральф схватился за штурвал. Эд положил ладонь Ральфу на лоб и оттолкнул его.

– Зачем ты в это полез?! – прорычал он. – Зачем тебе это надо?! – Он злобно оскалился. По идее появление Ральфа в кабине должно было вогнать его в состояние шока, но Эд, кажется, даже не удивился.

Конечно, не удивился, он же псих, подумал Ральф и заорал во весь внутренний голос:

[Клото! Лахесис! Бога ради, помогите мне!]

Ничего. Кажется, его никто и не слышал. А как бы они услышали? Он снова вернулся на уровень краткосрочников, а значит, он был один.

Общественный центр был уже меньше, чем в тысяче футов. Ральф уже различал каждый кирпич, каждое окно, каждого человека, который стоял внизу, – он даже почти различал, у кого из них были плакаты. Ральф пока что не видел страха у них на лицах, но еще несколько секунд…

Он снова бросился на Эда, пытаясь не обращать внимания на боль в левом боку, и ударил правой рукой, проталкивая ногтем сережку, зажатую между пальцами, как можно дальше.

Трюк с сережкой сработал в случае с Кровавым Царем, но тогда Ральф был на более высоком уровне, и там присутствовал элемент неожиданности. На этот раз он тоже целился в глаз, но в последний момент Эд успел убрать голову. Острый «гвоздик» вошел в лицо над скулой. Эд отмахнулся от сережки, как от назойливой мухи, и продолжал крепко держаться левой рукой за штурвал.

Ральф опять потянулся к штурвалу. Эд ударил его, попал кулаком в лоб над левым глазом и отшвырнул Ральфа назад. Уши Ральфа наполнились громким звоном, чистым, почти серебристым. Как будто у него в голове находился большой камертон и кто-то случайно его задел. Мир стал серым и зернистым, как на фотографиях в газете.

[РАЛЬФ! БЫСТРЕЕ!]

Это Луиза, и сейчас она была в ужасе. Он знал почему: время уже почти вышло. У него было десять секунд, максимум – двадцать. Он опять потянулся вперед, но на этот раз не к Эду, а к фотографии Элен и Натали, которая висела над высотомером. Он схватил ее и зажал между пальцами, не зная, какова будет реакция Эда, но то, что получилось, превзошло его самые смелые ожидания.

– ОТДАЙ ИХ, ОТДАЙ! – закричал Эд. Он забыл про штурвал и потянулся за фотографией, и теперь Ральф увидел его таким, каким он был в тот день, когда избил Элен. Это был человек, который отчаянно несчастлив, который боится сил, сделавших его таким. Слезы текли у него по щекам в три ручья, и Ральф озадаченно подумал: Он что, все это время плакал?!

– ОТДАЙ ИХ, ОТДАЙ! – снова закричал Эд, но Ральф уже начал сомневаться, что этот крик обращен к нему. Скорее всего Эд обращался к тому, что ворвалось в его жизнь, огляделось по сторонам, чтобы убедиться, что никто ему не помешает совершить задуманное, а потом просто взяло и забрало у него эту жизнь. Сережка Луизы мерцала в щеке Эда, как варварское украшение для погребения. – ОТДАЙ ИХ МНЕ! ОНИ МОИ!

Ральф держал помятую фотографию так, чтобы Эд до нее не дотянулся. Эд дернулся вперед, ремень врезался ему в живот, и Ральф со всей силы ударил его по шее. Удар пришелся по твердой выпуклости кадыка, и Ральф почувствовал странную смесь удовольствия и отвращения. Эд отлетел назад и привалился к стене кабины, в его глазах стояла боль, обида и недоумение. Он потянулся руками к горлу. Раздался странный звук, как будто где-то внутри у Эда вышел из строя некий механизм.

Ральф перегнулся через Эда и увидел, что Общественный центр теперь поднимается к ним. Он вновь повернул штурвал до упора влево, и под ним – прямо под ним – Общественный центр опять начал вращаться вокруг «Чероки», уходя вбок… только очень уж медленно.

Ральф вдруг понял, что чувствует какой-то запах – приятный, сладкий и очень знакомый. И прежде чем он успел сообразить, что это может быть, он увидел внизу одну штуку, которая окончательно выбила его из равновесия. Это был фургон с мороженым Худси, который Ральф столько раз видел на Харрис-авеню, – он разъезжал по кварталу, звоня в свой маленький колокольчик.

Господи, подумал Ральф, скорее с трепетом, чем со страхом. Кажется, сейчас я погружусь в глубокую заморозку вместе с вафельными рожками и пластиковыми стаканчиками.