Стивен Джонс - Вампиры

Она снялась в одном малоизвестном фильме — «Я, вампир» («I, Vampire», 1967) — и во время съемок близко сошлась с Томом Бейкером, сыгравшим вампира лорда Эндрю Беннетта, и с Ультра Вайолет, а также с носительницей чудного имени Беттиной Коффин[130] и силуэтом Нико, проявлявшемся на пустом экране. У нее имелся не один зуб на Энди Уорхола: он потерял сценарий, который она прислала ему; он так и не опубликовал ее книгу; не сделал ее знаменитой — но ведь еще у дюжины Людей-кротов было не меньше причин на него злиться. Билли Нейм как-то сказал, что у него никогда не было полной уверенности в том, кого именно ему следует убить, себя самого или Энди, и он постоянно откладывал принятие окончательного решения.

Фильм Оливера Стоуна «Кто стрелял в Энди Уорхола?» («Who Shot Andy Warhol?») — это всего лишь кульминация целого тридцатилетия догадок и домыслов. Но повторяю: теории Стоуна и прочих, предполагавших наличие заговора, не имеют или почти не имеют реальных оснований, и Валери Соланас действовала в одиночку, от начала и до конца, ни с кем не сообщаясь и не сговариваясь. Главный и вполне разумный тезис Стоуна состоял в том, что в июне 1968-го кто-то непременно должен был стрелять в Энди Уорхола; если бы Валери не вышла к барьеру, нашлась бы еще дюжина человек, готовых переплавить семейное серебро на пули. Но сделала это именно Валери.

К 1968 году на «Фабрике» произошли некоторые изменения. Она переехала в другое помещение, и у Уорхола появились новые партнеры — Фред Хьюз, Пол Моррисси, Боб Колачелло, — которые попытались создать более деловую атмосферу. Люди-кроты, потеряв желание появляться на студии без необходимости, изливали свою желчь на ассистентов Энди, будучи не в состоянии смириться с тем, что их изгнали по желанию самого Уорхола, — хотя он и не отдавал прямого распоряжения. Валери появилась внезапно, когда Энди беседовал с искусствоведом Марио Амайя (Mario Amaya), одновременно разговаривая по телефону с очередной «женщиной-супервамп» — Вивой, — и всадила две пули в него и еще одну — случайно — в Амайю. Фред Хьюз, прирожденный дипломат, по всей видимости, смог уговорить ее, чтобы она его не добивала, и Валери ушла, воспользовавшись грузовым лифтом.

В течение пятнадцати минут это событие было сенсацией, но как только врачи в Коламбас-Хоспитал констатировали клиническую смерть, из Чикаго пришла весть об убийстве Роберта Кеннеди. Все газеты Америки перекроили свои передовицы, спихнув художника в рубрику «Другие новости».

Кеннеди из мертвых не восстал. В отличие от Энди.

По поводу Хэллоуина в «54» была устроена вечеринка, шикарная до безрассудства. Стив объявил его почетным гостем, величая генеральным привидением праздника.

Прошел всего год — и Джонни стал любимым чудовищем этого города. Энди был вампирским владыкой Нью-Йорка, но Джонни Поп стал принцем тьмы, породившим и продолжавшим пестовать поколение дампиров, бандитов и вампиров. О нем слагались песни («Fame, I'm Gonna Live Forever»[131]), он снялся в фильме (по крайней мере, там есть смазанное изображение его головы) вместе с Энди «Драковые королевы» Улли Ломмела, нахальства у него было больше, чем у верблюда слюны, и на побережье им уже очень интересовались.

В зал «Studio 54» на тележках вкатили торты в форме гробов и замков, а к вывеске «Man in the Moon» в знак уважения к Джонни приладили красные глаза и клыкастые челюсти. Либерейс и Элтон Джон затеяли фортепьянный поединок, в то время как парни из группы «Village People», переодетые в чудовищ: индеец — в оборотня, ковбой — в тварь из Черной Лагуны, строитель — в чудовище Франкенштейна, мотоциклист — в Дракулу, полицейский — в Нечто из другого мира, солдат — в горбуна из Нотр-Дам, — изображали обложку к «Куче монстров» Бобби «Бориса» Пикетта.

В тот день, когда Конгресс принял закон о признании драка лекарственным средством, Джонни перестал производить его лично и взял себе на замену нескольких нищих носферату, которые стали неиссякаемыми источниками драка.

Цены на препарат снова взлетели, как и размеры сумм, выплачиваемых полиции и криминальным группировкам, но личные доходы Джонни возросли до невообразимых высот. Он понимал, что пузырь должен вскоре лопнуть, и был готов к переменам, к борьбе за то, чтобы дожить до следующей эры. Уже на носу восьмидесятые. И это будет совсем другое время. В цене будет уже не драк, не известность и не приглашения на светские рауты — но деньги. Эти чудесные цифры станут его щитом, его замком, защитными чарами, неуязвимостью и обаянием.

Он теперь уже почти не танцевал. Он уже разыграл эту карту. Но на сей раз его попросили. Стив принялся скандировать: «Джонни Поп, Джонни Поп» — и с этим призывом обратился к толпе. Валери Перрин и Стив Гуттенберг дружески подтолкнули его вперед. Настасья Кински и Джордж Бернc похлопали по спине. Питер Богданович и Дороти Страттен поцеловали в щеку. Он выскользнул из своей куртки «Versace», отдаленно похожей на плащ с капюшоном, отшвырнул ее прочь, расчистил себе место и принялся танцевать — не для того, чтобы вызвать у окружающих благоговение или восхищение, как бывало прежде, но для себя самого и, возможно, в последний раз. Никогда еще не было у него столь полного ощущения своего могущества. Он больше не слышал отцовского голоса, потому что сам был Отцом. Все духи этого города, этого девственного континента, были целиком в его власти.

На этом закончился Век Америки. И снова наступили Anni Draculae.[132]

Огромные, прекрасные глаза отвлекли его от толпы. Монахиня в полном облачении. Ярко-алые губки в форме сердца и белоснежные гладкие щеки. Наперсный крест из литого серебра, висевший у нее под белым воротничком, ударил ему в глаза с такой силой, что он пошатнулся. Разумеется, это была ненастоящая монахиня — точно так же, как «Village People» были ненастоящими чудовищами. Эта девушка была гостьей клуба, одетой в маскарадный костюм и пытающейся нащупать крайние пределы области дурного вкуса.

Она затронула сознание Джонни, и вдруг в нем вспыхнул свет.

Он вспомнил ее. Девушка по имени Смерть, та самая, которую он укусил и оставил на улице с шарфом, прижатым к кровоточащей ране. Он кое-что взял у нее, но теперь он отчетливо понял, что и она у него кое-что взяла. Она не стала вампиром, и все же он обратил ее, изменил, сделал воительницей, охотницей.

Изящным движением она сняла у себя с шеи распятие и подняла вверх. Ее лицо оставалось царственно бесстрастным.

Вера девушки сообщила символу власть, и Джонни почувствовал удар, который сбил его с ног и проволок через весь танцпол, между спотыкающимися танцорами. Смерть скользнула за ним следом, как балерина, подсознательно сторонясь людей; ее лицо становилось то красным, то зеленым, то фиолетовым, то желтым в свете пляшущих прожекторов. Оказавшись в самом центре танцпола, она подняла крест еще выше над головой. Он отразился в зеркальном шаре — миллион сверкающих распятий заплясал по толпе и по стенам.

Каждый отраженный крестик, попадавший на Джонни, действовал на него как удар хлыста. Он огляделся вокруг в надежде на спасение.

Здесь были все его друзья. Энди — наверху, на балконе или где-то еще, откуда можно было горделиво смотреть вниз. И Стив, который устроил эту вечеринку только для него. Именно здесь начался его взлет, здесь он продал первую дозу драка, заработал первые доллары. Но даже здесь он не был в безопасности. Смерть обратила весь «Studio 54» против него.

В толпе были и другие вампиры — они корчились от боли. Джонни увидел панк-принцессу, называвшую себя Скумбалиной, всю в шнурках и лохмотьях: она закрывала руками лицо, и на щеках и подбородке у нее дымились крестообразные ожоги. Даже дампиры чувствовали себя неважно: изо ртов и ноздрей у них лилась зловонная кровь, которой они пятнали пол и всех окружающих.

Смерть явилась за ним, остальные ей были не нужны.

Шатаясь, он протолкался сквозь толпу и кинулся на улицу. Восход был уже недалек. И по пятам шла смерть.

Его дожидалось такси.

Сев в машину, он велел шоферу ехать в Брэмфорд.

Как только такси тронулось, Джонни увидел, как из «54» вышла монахиня. Он обратился внутрь себя, пытаясь отыскать там Отца, чтобы тот помог ему усмирить подступивший ужас. Бегства с вечеринки ему не забудут. Не стоило показывать свою слабость.

Но что-то по-прежнему было не так. Что же именно?

Появление монахини потрясло его. Неужели эта девушка и вправду стала монахиней? Быть может, кто-то в Ватикане специально направил ее уничтожить Джонни? У Церкви всегда были свои убийцы для вампиров. А может быть, она работает на мафию? Может быть, крупные мафиозные «семьи» решили устранить Джонни от созданного им бизнеса, чтобы присвоить себе огромные доходы от продажи драка? Или эта монашка — пособница его собственных собратьев, пешка Трансильванского Движения? Как раз на днях барон Майнстер обратился в ООН с просьбой о помощи, а старшие члены ТД считали Джонни выскочкой, который профанирует вампиризм слишком активным его распространением.