Стивен Кинг - Бессонница

— Как ты думаешь, мама, ангелы появятся снова, чтобы спасти нас? — слегка дрожащим голосом поинтересовался малыш.

— Нет, — ответила она. — Думаю, на сей раз нам лучше сделать все самим. И это в наших силах. Ведь с нами все в порядке.

— Конечно, — согласился мальчик, но затем прижался к матери. В какой-то ужасный момент ей показалось, что Патрик сейчас потеряет сознание, но малыш выпрямился. — На полу лежат все мои книжки, — сказал он. — Мне не хочется оставлять их здесь, особенно ту, в которой мальчик Бартоломью никак не может снять с себя шляпу. Мы уходим, мам?

— Да. Как только люди прекратят бегать и метаться. Когда я скажу, мы встанем и пойдем — пойдем — к дверям. Я не понесу тебя, но пойду сзади, придерживая за плечи. Ты понял, Пэт?

— Да, мама. — И никаких вопросов. Никаких рыданий. Только книги, врученные ей на сохранение. А рисунок он держал сам. Женщина прижала к себе сына и поцеловала в щеку.

Они просидели на своих местах минут пять, пока Соня медленно не сосчитала до трехсот. Она чувствовала, что большинство их соседей уже разошлись, когда она добиралась к концу первой сотни, но заставила себя ждать. Теперь Соня кое-что различала в темноте, чтобы поверить — да, на улице что-то яростно полыхает, но ближе к дальнему концу здания.

Какая удача! Она слышала завывание сирен приближающихся полицейских машин, «скорой помощи» и пожарных".

Соня поднялась на ноги:

— Пойдем. Держись прямо впереди меня.

Патрик Дэнвилл сделал шаг по проходу, придерживаемый за плечи материнскими ладонями. Он вел ее вверх по ступеням к смутному мерцанию желтого света, лишь однажды остановившись, когда впереди них мелькнула тень бегущего человека. Рука матери сжала плечо малыша, и она дернула сына в сторону.

— Будь прокляты сторонники жизни! — выкрикнул бегущий мужчина. — Проклятье! Я убил бы их, всех!

Затем он скрылся из вида, и Пэт вновь стал подниматься по лестнице.

Теперь в мальчике чувствовалось спокойствие, отсутствие страха, наполнившее сердце Сони любовью и странной темнотой. Он был таким отличным, ее сын, таким особенным… Но мир не любит иных людей. Мир пытается вырвать их с корнем, как сорняки.

Наконец они добрались до коридора. Несколько человек в глубоком шоке метались из конца в конец, глаза их были затуманены, а рты открыты; они напоминали зомби из фильмов ужасов. Соня, едва взглянув на них, направила Пэта к лестнице.

Три минуты спустя они, целые и невредимые, вышли в разгоравшуюся ночь, а на всех уровнях Вселенной Предопределение и Слепой Случай пошли своим обычным курсом. Миры, на мгновение задрожавшие на своих орбитах, успокоились, и в одном из этих миров, в пустыне, являвшейся апофеозом всех пустынь, мужчина по имени Роланд перевернулся в своем спальном мешке и спокойно заснул под чужими созвездиями.

В противоположном конце города в Строуфорд-парке открылась дверца туалета с табличкой «МУЖСКОЙ», и в дымке тумана из нее вылетели ухватившиеся друг за друга Луиза Чесс и Ральф Робертс. Изнутри вырвался звук врезающегося в землю «Чироки», а затем взрыва. Последовала вспышка белого света, и голубые стенки кабины выпучились наружу, словно неведомый гигант колотил по ним изнутри кулаками. Через секунду донесся грохот еще одного взрыва, эхом прокатившийся в воздухе. Вторая версия прозвучала слабее, но более реально.

Ноги у Луизы подкосились, и она упала на траву с криком облегчения.

Ральф приземлился рядом с ней, но затем рывком сел. Не веря своим глазам, он смотрел на Общественный центр, над которым завис огненный кулак. Лиловый комок размером с круглую дверную ручку проявлялся на его лице в том месте, куда пришелся удар Эда. Левый бок по-прежнему болел, но вряд ли ребра были сломаны.

— Луиза, с тобой все в порядке?

Она непонимающе посмотрела на него, затем ощупала лицо, шею и плечи со столь милым, присущим «нашей Луизе» изяществом, что Ральф рассмеялся. Он просто не мог сдержаться. Луиза неуверенно улыбнулась в ответ:

— Кажется, все нормально. Я даже уверена в этом.

— Что ты там делала? Ты же могла погибнуть!

Луиза, как-то помолодевшая (Ральф считал, что к данному факту имеет отношение подвернувшийся под руку пьянчужка), посмотрела ему в глаза:

— Возможно, я старомодна, Ральф, но если ты считаешь, что следующие двадцать лет я проведу охая и падая в обморок, как героини излюбленных романов Мины, то тебе лучше подыскать другую женщину.

Ральф растерялся на секунду, затем поднял Луизу на ноги и прижал к себе. Луиза обняла его в ответ. Она была такой теплой, такой близкой. Ральф подумал о сходстве между одиночеством и бессонницей — и то и другое хитро и коварно, к тому же это еще и друзья отчаяния и враги любви, — но затем отбросил мысли в сторону и поцеловал Луизу.

Клото и Лахесис, стоявшие на вершине холма, взволнованно побежали вниз, к Луизе и Ральфу, которые, не отрываясь, смотрели друг на друга, словно подростки, переживающие первую любовь. Издалека доносились звуки сирен, напоминающие голоса из ночного кошмара. Огненный столб, отмечающий могилу Эда Дипно, стал таким ярким, что на него невозможно было смотреть.

Ральф слышал слабый грохот взрывающихся автомобилей и вспомнил о своей машине, оставленной где-то на обочине. Он решил, что это к лучшему. Слишком он стар, чтобы сидеть за рулем.

Клото: Вы оба в порядке?

Ральф: — Все хорошо, Луиза вытащила меня оттуда. Она спасла мне жизнь.

Лахесис: Да. Мы видели, как она входила. Очень смелый поступок. «К тому же абсолютно непонятный и сбивающий с толку, правильно, мистер Л.? — подумал Ральф. — Вы смотрели и восхищались… Но вряд ли понимаете, как и почему она сделала именно это. Думаю, что для вас и вашего друга идея риска кажется столь же непонятной, как и идея любви».

Впервые Ральф почувствовал жалость к маленьким лысоголовым, осознав определенную иронию их жизни: оба понимают, что Шот-таймеры, чье существование они посланы прерывать, живут наполненной внутренней жизнью, оба не могут постигнуть реальность этой самой жизни, не могут оценить их эмоции или поступки — иногда благородные, иногда глупые, являющиеся следствием испытываемых Шот-таймерами чувств. Мистер К.

И мистер Л.

Изучают заботы Шот-таймеров, словно англичанин, изучающий карты, составленные исследователями эпохи королевы Виктории, исследователями, экспедиции которых в большинстве случаев финансировали эти же самые богатые, но робкие джентльмены. Своими ухоженными мягкими пальчиками филантропы следовали по бумажным рекам, вод которых им никогда не увидеть, и по бумажным джунглям, в зарослях которых им никогда не побывать. Они живут в устрашающей непонятности и замешательстве, выдаваемых за воображение.