Рене Маори - Темные зеркала. Том второй

В кабинете все оставалось по-прежнему. Ряды картонных папок в шкафу, на корешке каждой – имя.

Это были записи, тесты, заключения. Терминология психологов напоминает код. Могу сознаться, что я в этом ничего не понимаю. Кому станет легче, если он узнает к какому психотипу относится. И что за радость, после очередного теста всплескивать руками и с гордостью восклицать: "Ах! Вот, оказывается, какой я!" Словно бы до этого ничего о себе не знал. И если уж так хочется узнать о себе все, то зачем же скрывать собственное имя? Для интриги?

А все пациенты Роз делали именно это – назывались какой-нибудь придуманной кличкой. Поэтому Роз чаще всего даже не знала, с кем имеет дело. Хотя нет, она, может быть, и знала. Но мне от этого было не легче. Что делать, когда Джим вовсе не Джим, какой-нибудь Холодок невесть какого пола, а Франц Фердинанд и вовсе женщина? Даже ее романтические партнеры носили какие-то собачьи клички. Впрочем, чему удивляться, ухажеры тоже воспитывались в психологических группах преподобной Роз Витан.

Поэтому я решил, что даже если в папках скрываются какие-то номера телефонов или адреса, – оставить их на потом.

Был еще огромный коричневый стол с двумя тумбами. За дверцей скрывалась пишущая машинка "Оптима" и пачка бумаги. Очень странно, тем более что в углу стоял компьютер с принтером. Наверное, это очень стильно, пользоваться устаревшей аппаратурой. Приходит к тебе пациент, нервничает, оглядывается по сторонам, и вдруг видит пишущую машинку. А... вот как, значит – он попал к консервативному доктору. Значит, можно ему... ей доверять. Неисповедимы пути психолога.

Я вдруг понял, что каждая деталь кабинета продумана до мелочей. И тяжелые коричневые портьеры, из-за которых невзначай пробивается зеленый простор, и картинки на стенах. Вот эта, например, изображает пасущийся табун лошадей. Висит как раз напротив окна, и тоже являет собой окно, открытое навстречу голубому небу и зеленой траве.

Вторая тумба состояла из четырех ящиков. Первые три были набиты счетами, сломанными ручками, обгрызенными карандашами и прочей ерундой. Я знал, что мне придется еще перебирать эту мелочь в поисках какой-то зацепки, но предпочитал надеяться, что до этого все же не дойдет. В нижнем ящике я обнаружил толстую тетрадь в глянцевом синем переплете, украшенном солнышком, и маленькую черную записную книжку. Тетрадь оказалась дневником. Это я сразу понял, лишь открыв ее. Ненавижу дневники. Подобное жизнеописание кажется мне насильственным актом. Стоит взять в руки толстенькую пеструю тетрадку, как сразу начинаешь представлять себе усредненного человека с усредненно-важными и умными мыслями, понятными только самому бытописателю. Ошибается тот, кто ищет в девичьем дневнике благоухание наивности и непорочности. Такому романтику долго придется продираться через нагромождение пошлостей и банальностей, сдобренных перлами ужасающей поэзии, собранной невесть где. Конечно, в дневнике Роз можно было бы найти и какие-нибудь ответы, но читать все это...

Поэтому я открыл дневник на последней странице и увидел запись, сделанную карандашом на обложке. Это, конечно же, был пример глубокомыслия моей сестрицы:

"Когда я оглядываюсь назад, то вижу свою жизнь, напоминающую многоярусную башню. Каждый этаж – определенный период. И там живут люди, с которыми меня столкнула жизнь. Чтобы встретиться снова, достаточно спуститься на лифте.

Но вот Арчи стоит обособленно. И не только потому, что, встретив его, я перестала замечать других. Беседы с Арчи – это еще и пик моего профессионального мастерства. Говоря с ним, я смогла полностью раскрыться как человек, а такое нечасто случается с тем, кто всю жизнь копается в проблемах других".

Да, Роз всегда видела не проблемы других, а собственное отражение в их глазах. Это было для нее основным стимулом. Поэтому начинала бледнеть и хиреть, оставаясь в одиночестве. Ничто не подогревало ее так, как толпа безумцев, заискивающе смотрящих ей в глаза. Хм... Арчи... Это имя я, по-моему, не слышал. Мне почему-то показалось, что носить его мог бы какой-нибудь карточный шулер. Впрочем, скорее всего это – очередная кличка. По крайней мере, можно догадаться, что это мужчина. Роз пишет "он". И, мужчина, заставивший ее "раскрыться как человека".

Я бросил взгляд на папки в шкафу. Увы, там не было папки под названием "Арчи".

Вздохнув, я опять обратил свой взор к дневниковым излияниям, но тут зазвонил телефон.

Я часто замечал, что стоит на чем-то сосредоточиться, в тот самый момент, когда кажется, что ухватил суть, – звонит телефон. А если телефона нет поблизости, то какой-нибудь болван задает вопрос на тему, интересующую тебя примерно как погода в Африке.

Я решил ответить. Во-первых, потому, что мог услышать что-то полезное, а во-вторых, ненавижу бесконечное дребезжание. Ведь есть такие наглецы, что будут без устали набирать номер только для того, чтобы довести человека до белого каления.

– Мне нужна Роз Витан, – безапелляционным тоном заявила трубка. Голос был мужской, и я прямо весь встрепенулся.

– А кто ее спрашивает?

– А разве консультации не анонимны? – поинтересовался нахал. – Я, кажется, имею полное право не называть своего имени. Позовите-ка Роз!

– Ее нет, – не совсем вежливо ответил я и мстительно добавил: – Так что вам придется представиться, чтобы я мог передать.

– Не морочьте голову. Я месяц ждал очереди, и всего лишь хотел уточнить время. Сегодня в три? Так, что ли?

– Я вам не секретарша, – обиделся я. – И вообще, никакого приема не будет, потому что Роз уехала.

– Уехала? – В трубке помолчали. – Вот как. Она уехала. Ей, оказывается, наплевать на надежды больного человека.

– До свидания, – я положил трубку. – Пусть этот идиот ругается без меня.

Но дело было сделано. Мне опять нужно было начинать рассуждения с начала.

Я люблю представлять себя детективом – когда все идет по плану, одно за другим. Но мне совершенно не нравится что-то вспоминать и восстанавливать. Остается утешать себя мыслью, что это была не догадка, а очередной тупик. Я – человек с рассеянным вниманием, не способный к аналитической работе. Полдня торчу в чужом кабинете, а сам прочел едва ли пять строк. Если продолжать в том же темпе, то на изучение материалов я потрачу десять лет. Если, конечно, не появится Роз собственной персоной и не выгонит меня отсюда. Почему я не заманил телефонного клиента? Он мог что-то знать. Теперь-то его уже не вернешь. Я осмотрел телефонный аппарат – определитель номера был отключен. Да, упустил... Я запихнул дневник обратно в ящик стола. Вернусь к нему через пару часов. Надо живому человеку и поесть иногда.