Алексей Шолохов - Подвал

Дима сел на скамейку под яблоней. Отсюда был хорошо виден вход в его половину дома. Вход в пристройку закрывал ствол грушевого дерева. Если он садился на другой край, чтобы видеть дверь комнаты Веры, то собственную он не видел. Но ему почему-то хотелось видеть обе. Через пару минут он понял почему. Он, наверное, отвлекся, когда посмотрел на свою дверь, она оказалась открытой. И раз мимо него никто не проходил, значит…

«А что, если это из сарая?»

Мурашки побежали по спине, когда он представил Аслана с вывернутой головой в одну сторону с задницей. Да и от появления в собственной комнате ночных «гостей» ему не стало бы легче. Он отставил бутылку и встал. Потом подумал и, прихватив ее с собой, пошел к дому.

Он почувствовал себя полным идиотом. Дверь могло открыть и сквозняком. Он еще раз осмотрел свой домик. Тут и прятаться было негде.

– Дурак, – выдохнул Дима и повернулся к выходу. Бутылка выпала у него из рук.

– Чевой-то ты пугаешься?

На пороге комнаты стояла женщина неопределенного возраста с ярко накрашенным лицом. Начес на голове – привет из восьмидесятых, леопардовые лосины и блузка с подплечниками оттуда же.

– А вы кто, простите? – придя в себя от неожиданного появления гостьи, спросил Дима.

– А я гляжу, дверь открыта. Думаю, дай зайду.

– Очень хорошо. Зашли?

– Получается так, – пожала плечами женщина.

– Вы так и не сказали, кто вы, – напомнил Дима.

– Ах да! Я Вера.

Если бы сейчас у него что-либо было в руках, то он снова бы уронил это. Он заметил сходство своей соседки и этой разукрашенной особы. Что это?

– Ты тут мою племяшку случаем не видишь?

У него даже от сердца отлегло. Об этом он не подумал. Соседка Вера и Вера, стоявшая перед ним, вполне могли оказаться родственницами.

– Веру?

– Веру, Веру. Как увидишь ее, скажи, чтоб заглянула ко мне.

– Может, вы сами? К ней… – подсказал Сысоев.

Женщина хохотнула и мотнула своей шевелюрой.

– Нет уж, пусть лучше она ко мне. Ну ладно, мне пора. – Женщина развернулась и пошла к крыльцу. Дима с отвращением смотрел на свисающие пузырем на заднице лосины.

Когда он вышел на крыльцо, женщины и след простыл. Странная тетка. Такое впечатление, что она вышла в восемьдесят пятом на дискотеку, да так домой еще и не заходила. Дима посмотрел на дверь соседки. Что-то он ее давно не видел. Да и не слышал.

Ой, мамочка, мама, давай, еще!

Дима почувствовал, что возбуждается. Но как только он вспомнил о потерявших былую эластичность лосинах странной тети, его член тут же вернулся в исходную позицию. Вид потрепанной временем женщины меньше всего располагал к занятию сексом.

Дмитрий подошел к двери Веры и постучал. Девушки не было. Она исчезала так же внезапно, как и появлялась. Сколько он ее не видел? День? Два? Дима постучал еще раз, сильнее. Но в комнате так никто и не отозвался. А что, если с ней что-нибудь произошло? Что, если это она кричала ночью? Нет, конечно же, все, что он видел, это сон, кошмар, а крики вполне могли быть реальными и принадлежать Вере. Черт! Он отошел назад и тут же шагнул вперед, ударившись плечом о дверь. Она не поддалась. Он отошел еще подальше. Дима намеревался хорошенько разогнаться, чтобы влететь в комнату вместе со снесенной с петель дверью.

Он уже дернулся в сторону ненавистной двери, когда на его пути оказалась Вера со связкой ключей в руках.

– Может, попробуешь ключом? – Она мотнула связкой перед его лицом.

Он сидел в сарае. На коленях ноутбук. Он так его еще и не открыл. Дима думал о Вере. Красивая, молодая… и без лифчика. Он понял, что именно этот факт возбуждает его. Нет, наверное, не только этот. Он попытался представить себе обнаженной ее тетку и тут же отмахнулся. Точно не только этот. Скорее всего, совокупность красоты, ума (не самый явный компонент – логарифмических уравнений они не решали, но он был уверен, что девушка не глупа как минимум) и умение привлечь к себе внимание, обтягивающие футболки, шорты и джинсы на голое тело. Он бы не удивился, окажись, что у нее даже в домике нет нижнего белья.

Само осознание близости с Верой будоражило кровь. Он почувствовал себя подростком, нечаянно коснувшимся руки девушки. Только, в отличие от тринадцатилетнего пацана, он может довести их встречу до логического завершения. Возможно, и тогда он доводил все до конца. Только тогда ему хватало поцелуя, а то и просто подержаться за руки. В каждом возрасте свои прелести, но, познав секс, ты не захочешь менять его ни на что. И сейчас, в тридцать пять, Дима понимал, что с каждым годом ему будет все сложнее увлечь молоденькую девушку вроде Веры. И то, что она живет не совсем праведно, это не значит, что она вот так вот запросто раздвинет перед ним ноги. Тем более тот великий трахатель (ой, мамочка, еще) мог быть ее парнем.

– Черт! – выругался Дима, ударил ладонью о крышку ноутбука и скорчился от боли.

Ладонь снова начала пульсировать. Возбуждение прошло. Боль действовала на эрекцию не хуже воспоминаний о разукрашенной тетке. А воспоминания об утренней головомойке от Андрюши Куликова заставляли забыть и о сексе, и обо всех земных благах. Но одну бутылочку пива он все-таки прихватил с собой. Так, чтобы промочить горло. Диму не пугало то, что он не напишет роман и о нем будут говорить как о болтуне, а потом и вовсе забудут. В конце концов, он с голоду не умрет. Придется вспомнить то, что он так хорошо умел до писательской карьеры. Он был неплохим поваром. А мастерство не пропьешь, как говорится. Можно будет устроиться в какой-нибудь небольшой ресторанчик, а можно и в большой. У него есть квартира в Москве, машина… Стоп! Несмотря на то что он чертовски боялся машин, Дима был уверен, у него есть машина. Серый седан. «Ниссан Теана», кажется. Чертовщина какая-то. Впервые в жизни он был уверен в том, чего никак не могло быть. Ложная память, черт бы ее побрал! Он что-то читал подобное. Она появляется в период от тридцати до сорока лет и является неотъемлемой частью кризиса среднего возраста.

Да и черт с ним, с этим дерьмом! Даже если у него ничего не останется из материальных благ, у него останутся руки. Он еще хорошо помнил то время, когда приехал в столицу с одним только умением жарить котлеты и обваливать туши. Так что его не пугала потеря славы, пусть добытой с таким трудом. По крайней мере, его не пугало это так сильно, как ухудшающееся мнение о нем друга. Негативное мнение («твои соски»), последующее за ним отдаление. А это предательство. Дима не вынесет еще одного предательства. Это может убить его.

Он открыл ноутбук, предвкушая потерю всего, что он набил сегодня. Но «пожиратель слов» его удивил. Все файлы были с тем количеством знаков, с которым он их и оставлял. Похоже, все налаживается. Ему очень не хотелось в это верить, но все говорило о том, что все неприятности (если их можно было так назвать) были от злоупотребления. Сегодня Дима держит себя в рамочках, поэтому с текстом ничего и не случилось.