Лорел Гамильтон - Сны инкуба
Зебровски посмотрел на меня, и глаза за очками с проволочной оправой глядели очень серьёзно.
— Ты считаешь, это была случайность?
Я снова пожала плечами.
— Если бы он хотел порвать бедренную артерию, укус был бы другой, более энергичный. Я много видала жертв вампиров, Зебровски, много. Похоже, это новичок, который ещё не знает, как клыками работать. Мертвец хотя бы с двухлетним стажем таких ошибок допускать не должен.
— Значит, это он сделал намеренно.
Я вздохнула:
— Что-то меня все больше и больше интересует, как воспитывают малышей-вампиров в Церкви Вечной Жизни.
— К чему ты это?
— К тому, что я считала их систему обучения похожей на системы ментора и ученика у оборотней. Ту систему я знаю. Новичков учат охотиться и убивать чисто и экономно.
— Ты хочешь настучать на своих мохнатых друзей? — спросил он, и улыбка его была недостаточно широкой, чтобы я не тревожилась по поводу этого замечания.
— Животных, Зебровски, животных. Жан-Клод не обратил ни одного нового вампира с тех пор, как я с ним, но я видала других вампиров, мёртвых уже два года, и они не новички. Не эксперты, конечно, но это — ошибка начинающего. Помнишь слова Джека Бенчли, что им дают жертв, но чисто, аккуратно и совсем не интересно?
— Ага.
— А что если питьё из бедренной артерии, с внутренней стороны бедра, считается слишком запретным, слишком сексуальным, чтобы церковь учила этому своих прихожан?
— И что?
— Слыхал теорию, что если подросткам не рассказывать о сексе, то они сами о нем думать не станут?
— Ага, — ответил он, улыбнулся и покачал головой. — Как человек, бывший когда-то мальчишкой-подростком, и у которого через некоторое время будет своих двое подростков, скажу: теория хорошая, но на самом деле все не так.
— Я это тоже знаю, но что если церковь похожа в этом на правых консерваторов? Если об этом не говорить, не рассказывать новым маленьким вампирам о плохих вещах, они этого делать не будут и даже думать об этом сами не станут.
— Питьё с внутренней стороны бедра — для церкви это слишком похоже на оральный секс, — сказал Зебровски, и насмешки не было в его голосе. Он был на работе, думал вслух.
— Вот именно, — кивнула я.
— Но Эвери, наш вампир-новичок, об этом подумал, попытался это сделать, но не знал, как.
— Да, а так как не слыхал ничего об этом, то и не знал, насколько это опасно. Как молодые девки-старшеклассницы залетают, потому что вместо презервативов используют обёртки от конфет.
Зебровски уставился на меня:
— Ты шутишь!
— Вот руку даю на отсечение, не сама придумала. В общем, если не учить новопреставленных вампиров, как и детей, вошедших в отрочество, кончится тем, что они что-нибудь да устроят. Что-то опасное, от чего могут погибнуть или пострадать они или другие. Незнание — не благо, когда дело касается основ сексуального воспитания или — для вампиров — основ получения крови. Незнание в обоих случаях может убить.
Он посмотрел на тело:
— По физическим параметрам похожа на первую жертву. Если забыть о разнице в росте, то даже волосы светлые, у всех трех жертв.
— Но эта — не натуральная блондинка.
Зебровски нахмурился.
— Да я не об этом! Смотри, у неё корни волос тёмные. Тщательно я ещё не осматривала, но, думаю, все остальное либо чисто выбрито, либо у неё вообще мало волос на теле. Многие стриптизеры бреются.
— Как твой новый бойфренд, — сказал Зебровски, и голос у него был мягкий, а взгляд — нет.
— Не твоё собачье дело, Зебровски.
— Вы отлично смотрелись на танцполу, но ведь сейчас он у тебя живёт?
— Кто-то слишком много болтает.
— Ладно, я же детектив, сыщик. Вот я и сыскал, что ты завела шашни со стриптизером, который тебя — на сколько? На семь лет моложе?
— Как детектив, главный на осмотре места преступления, не должен ли ты заниматься раскрытием убийства?
— Я думаю. А мне легче думается, когда я тебя подкалываю.
— Рада, что я тебя вдохновляю. И о чем же ты думаешь?
— Думаю, что мне хочется поговорить с Эвери Сибруком до того, как он будет казнён. Если он замешан в других убийствах, я хочу имена его приятелей. Если он это сделал случайно, я думаю, нам это тоже полезно знать. Если ты права, и церковь не учит вампиров правилам безопасного поведения, то у нас сотни потенциальных случайных смертей бродят по городу. А это нехорошо.
— По закону мы ничего не можем сделать, чтобы заставить церковь изменить методы обучения. Сам знаешь — отделение церкви от государства.
Он кивнул:
— Я не могу, и федеральный маршал Блейк не может. Но Анита Блейк, возлюбленная Мастера Города, могла бы.
— Ты на что меня толкаешь? Толкнуть кого-то ещё на применение незаконного давления против добропорядочного члена общества?
— Да разве я на такое способен?
— Способен, — кивнула я.
— Голова раскалывается, — сказал он. — Сдаюсь. Как нам, к черту, поймать какого-нибудь вампира и задержать для допроса, чтобы при этом никого больше не убили?
— Ему всего два года, Зебровски. Он не такой уж большой и злобный.
Он глянул на тело:
— Ей расскажи.
Он был прав.
— Если это была случайность, он мог бы — это всего лишь возможность, Зебровски, — побежать в церковь ради убежища, или отпущения грехов, или чего там ещё.
— А если не была?
— Тогда он сейчас со своими подельниками, и я понятия не имею, где его искать. Знаем только, что охотится он в клубах на той стороне реки.
Зебровски кивнул:
— Шериф Кристофер, твой знакомец, всех своих людей поставил на уши. Полиция штата тоже помогает, стараясь не поднимать шума.
— Долго скрывать это от репортёров не получится, — сказала я.
Он пожал плечами:
— Сам знаю.
— Так что, если дали людей на патрулирование клубов, мы можем проверить другую теорию.
— Церковь, — сказал Зебровски.
Я кивнула.
— Я поговорю с Абрахамсом, введу его в курс дела. А ты давай за дверь и помирись с Арнет.
— Зебровски…
— Давай-давай, у меня нет времени возиться с вашими разборками. У тебя меньше пяти минут, чтобы помириться — я бы на твоём месте пошёл и приступил.
И снова у него послышались эти странные, совершенно не-зебровские интонации. Не враждебные, просто не оставляющие места для возражений. Голос, который не ожидал ничего, кроме повиновения, и — странное дело, — я повиновалась. Вышла, по крайней мере. Как мириться с Арнет — я понятия не имела. Трудно что-то чинить, если не знаешь, что поломалось, а я не могла поверить, что она разозлилась из-за того, что не может встречаться с Натэниелом, а больше ничего я придумать не могла, хоть убейте. Ещё одна парочка межличностных отношений, в которых я ни уха, ни рыла. Это я такая тупая, или с людьми вообще трудно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});