Лорел Гамильтон - Сны инкуба

— Не в этом дело. А в том, что у него забрали жизнь и не дали взамен другой. Сейчас ему не лучше, чем было.

— Его больше не арестовывают за пьянство и дебош.

— И сколько ещё пройдёт времени, пока он не выдержит, не воспользуется взглядом, не возьмёт кровь и это дело не вскроется? Донорша утром проснётся и побежит жаловаться на психическое насилие. Он слишком слабый вампир, чтобы у жертвы утром не было сожаления.

— Что значит — слишком слабый вампир? Анита, не вижу смысла.

— Не знаю, увидишь ли, Зебровски, но я вижу. Они страшны, или могут быть страшны, но это как смотреть на тигра в зоопарке. Они опасны, но у них своя красота, даже у принадлежащих к тем линиям, что красоты после смерти не дают, даже у этих есть некая сила. Некая мистика, или аура уверенности, или что-нибудь в этом роде. Что-то такое, чего лишён каждый член церкви, с которыми мы говорили, начиная с прошлой ночи.

— Ещё раз спрашиваю: ты хотела бы, чтобы они все обладали загадочностью и силой? Хорошо ли это будет?

— Для профилактики преступлений и охраны порядка — плохо, но, Зебровски, эта церковь уговорила людей на добровольную смерть. Смерть ради чего? Я годами пытаюсь отговаривать людей от вступления в эту церковь, но я не слишком общалась с её членами, раз уж их не удалось спасти.

Он посмотрел на меня как-то забавно — могу его понять.

— Ты до сих пор считаешь их мертвецами. Встречаешься с таким, и все же считаешь мертвецом.

— Жан-Клод не сотворил ни одного вампира с тех пор, как стал Мастером Города, Зебровски.

— А почему? Это же сейчас считается законным и не рассматривается, как убийство.

— Думаю, он согласен со мной, Зебровски.

Тут он нахмурился сильнее, снял очки, потёр переносицу, снова надел очки и покачал головой.

— Я простой необразованный коп, у меня голова трещит.

— Ага, простой. Кэти мне говорила, что у тебя диплом по охране правопорядка и по философии. Коп с дипломом по философии, не что-нибудь.

Он посмотрел на меня искоса:

— Если кому расскажешь, я буду все отрицать. Скажу, что у тебя от спанья с нежитью крыша поехала и начались галлюцинации.

— Поверь мне, Зебровски, если у меня будут галлюцинации, не ты в них будешь героем.

— Это удар ниже пояса, Блейк. Я тебя даже не дразнил. — У него зазвонил мобильник. Все ещё улыбаясь на мой удар ниже пояса, он открыл его. — Зебровски слу… — Он не договорил, улыбка его исчезла. — Арнет, скажи ещё раз, медленно… Черт… Едем. Освящённые предметы всем держать на виду. Они засветятся, если вамп будет близко.

Он побежал, на ходу захлопывая телефон. Я побежала за ним.

— Что стряслось?

Мы прогрохотали по лестнице, пока он ответил.

— В квартире обнаружена мёртвая женщина. Вампир отсутствует. Квартира выглядит пустой.

— Выглядит? — спросила я.

— Вампиры — хитрые бестии.

Я бы стала спорить, если бы могла. Но так как он сказал правду, я поберегла дыхание для бега и обогнала Зебровски по пути к машине. Если бы мы оба не боялись того, что может обнаружиться на месте преступления, я бы его подразнила.

Глава шестьдесят вторая

Квартира была куда аккуратнее той, где мы только что побывали. Чисто, прибрано, да так, что даже моя мачеха Джудит была бы довольна. Ну, это если не считать покойницу на ковре и кровавый след из спальни. А в остальном — как будто квартиру только что отскребли начисто.

Я с моим опытом давно знаю, что убийства бывают и в самых фешенебельных кварталах. Знаю как факт, что богатство, аккуратность и законопослушность не являются барьерами для насилия. Знаю, поскольку видела трупы в самых приличных домах. Всякому хочется верить, что насилие происходит только в трущобах, куда даже крыса боится заглянуть, но это не так. Я думала, что у меня не осталось никаких иллюзий на эту тему — и ошиблась. Потому что первая мысль у меня при виде этой вылизанной квартирки с мёртвой женщиной на ковре была о том, что это тело куда более уместным было бы в доме Джека Бенчли. Там оно, блин, просто затерялось бы в мусоре на кофейном столе.

Труп лежал так близко к двери, что пришлось отвести руку мёртвой, чтобы впустить Арнет и Абрахамса — его перевели к нам из отдела сексуальных преступлений. Я глянула туда, где он стоял — через комнату от меня, рядом с сияющей чистотой кухней. Он высок, худ, с тёмными волосами и смуглым лицом. Похоже, коричневый — его любимый цвет, потому что никогда я не видела, чтобы этого цвета на нем не было. Сейчас он говорил с Зебровски, который что-то черкал в блокноте.

Пока я ещё не столько знала, чтобы это надо было записывать. Может быть, дело в том, что тело лежало прямо у нас под ногами — у нас с Арнет, а в таких случаях разговор обычно не клеится. Тело лежало на животе, ноги слегка разведены, одна рука отброшена к двери, другая согнута назад — Арнет её отодвинула, открывая дверь.

Арнет стояла рядом, глядя на труп, и вид у неё был несколько бледный. Может быть, просто недостаточно накрасилась, но вряд ли. Обычно у неё слегка тени на веках и светлая помада. Но глаза у неё чуть-чуть были шире обычного, а кожа бледнела на фоне коротких чёрных волос. Не по контрасту, а по-настоящему бледнела, и я была готова подхватить Арнет за локоток, если она начнёт в обмороке валиться на тело.

Я бы спросила её, не дурно ли ей, но копам таких вопросов не задают, и вместо того я попыталась её разговорить.

— Откуда вы узнали, что она здесь? — спросила я.

Она вздрогнула и обратила ко мне испуганные глаза. Ещё не отошла от потрясения.

— Выйдем подышим? — спросила я.

Она покачала головой. Я умею на вид определять упрямцев, и уговаривать не стала.

— Увидела под дверью кровь — то есть я была уверена, что это кровь.

— И что?

— Позвонила, вызвала подмогу, и мы вышибли дверь.

— Вы с Абрахамсом, — уточнила я.

Она кивнула.

— Дверь налетела на её руку, но мы не знали этого, пока не толкнули дверь снова. Я стояла на коленях, следя за нижней половиной двери, и увидела её первой. То есть увидела, что мы пытаемся отпихнуть её дверью.

Голос её слегка задрожал к концу фразы.

— Давай-ка отойдём к кухне, — предложила я.

— Со мной все в порядке, — сказала она, вдруг разозлясь. — Ты думаешь, ты здесь единственная женщина, которая умеет с такой фигнёй справляться?

Я приподняла брови, но ничего не сказала, пока не досчитала до пяти. Дело не в том, что я разозлилась, — я просто не знала, что сказать.

— Ну, не я же побледнела, будто готова упасть в обморок.

— Я не собираюсь падать в обморок! — прошипела она. Как зловеще всегда звучит злобный шёпот!

— Ладно, тогда остаёмся здесь.

— Ладно, — согласилась она, ещё злясь.

Я пожала плечами — странно, но я не рассердилась.