Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка

Он кивнул:

– Приятно знать, что ты меня благословляешь.

– Ничего подобного, – возразила я. – Но не мне бросать камни в твою личную жизнь. Так что поступай как хочешь.

– Так и сделаю.

– Питер не сказал Донне, что с ним случилось. Ему нужно бы по этому поводу к психотерапевту.

– А почему ты ей не сказала?

– Это не моя тайна. К тому же ты – его будущий отчим, и ты в курсе. Я верю, что ты поступишь как надо, Эдуард. Если он не хочет, чтобы Донна знала, ты найдешь, как это обойти.

– Ты говоришь так, будто я – отец Питера, – сказал Эдуард.

– Ты хорошо видел, что Питер сделал с Амандой? – спросила я.

– Достаточно.

– Он разрядил в нее всю обойму. Превратил ее лицо в лапшу. И вид у него был… – Я покачала головой. – Он больше твой сын, чем Донны. И таков он с тех пор, как в восемь лет пристрелил убийцу своего отца.

– Ты думаешь, что он такой, как я?

– Как мы, – поправила я. – Как мы. Я не знаю, можно ли восстановить что-то, разрушенное так рано. Я не психиатр, лечение людей – не моя специальность.

– И не моя тоже, – сказал он.

– Я никогда не думала, что ты жалеешь о частицах своей личности, которые отдал, чтобы стать тем, кто ты есть. Но когда я увидела тебя с Донной, Питером и Бекки, я увидела в тебе сожаление. Тебе интересно, какова была бы твоя жизнь, не встреть ты Ван Клифа или кто там был первый из них.

Он посмотрел на меня холодными глазами:

– У меня много времени ушло, чтобы понять, что я нашел в Донне. Как ты узнала?

Я пожала плечами:

– Может быть, я то же нашла в Рамиресе.

– Для тебя еще не поздно, Анита.

– Слишком поздно уже для белого штакетника в моей жизни, Эдуард. Может быть, я что-нибудь еще придумаю, но не это. Слишком поздно.

– Ты думаешь, у нас с Донной ничего не выйдет, – сказал он.

Я покачала головой:

– Я не знаю. Для себя я знаю, что у меня не вышло бы. Я не могу тягаться с тобой по актерскому мастерству. Тот, с кем я буду, должен знать, кто я, и не тешить себя иллюзиями, иначе ничего не выйдет.

– Ты уже решила, с каким монстром строить свою жизнь?

– Нет, но знаю, что не смогу все время от них прятаться. Это то же самое, что прятаться от себя, от того, кем я стала. Этого я больше делать не собираюсь.

– И ты считаешь, что я убегаю от себя, когда иду к Донне.

– Нет, я думаю, ты всегда принимал монструозную часть своей личности. Ты впервые узнаешь, что не все, что ты хотел убить в себе, мертво. Донна взывает к той твоей сути, которую ты уже не считал живой.

– Да, – сказал он. – А что для тебя значат Ричард и Жан-Клод?

– Я не знаю, но сейчас самое время это выяснить.

Он улыбнулся, и это не была счастливая улыбка.

– Что ж, удачи тебе.

– И тебе тоже, – ответила я.

– Нам обоим она понадобится, – сказал он.

Я бы рада была поспорить, но он был прав.

Итцпапалотль я все же позвонила перед отъездом. Она была разочарована, что я не явилась лично, но не разгневана. Наверное, она понимала, почему я не хочу снова пожимать ей руку. Пятьдесят лет подряд она убивала любого миньона любого вампира-соперника, а у меня она волоса на голове не тронула. Наверное, ее интересовал секрет триумвирата, и она хотела его заполучить, но не это меня спасло. Она подстроила так, чтобы я убила Супруга Красной Жены. Она дала мне силу и привлечь его, и устоять против его чар. Я была ее наживкой и ее оружием. Теперь этот другой бог мертв, и я покидала ее территорию, пока она не решила, что я исчерпала свою полезность.

Она распространила приглашение и на моего Мастера.

– У нас с твоим Мастером найдется много тем для обсуждения.

Я ответила, что передам приглашение. Передать-то я передам, но раньше ад замерзнет, чем Жан-Клод согласится встретиться с Итцпапалотль. Может быть, Эдуард прав, и мы с Ричардом могли бы пережить смерть Жан-Клода. Но пережить его смерть и пережить то, что может сотворить с ним Итцпапалотль, – это две очень, очень разные вещи.

Есть много гораздо более простых способов убить Жан-Клода. Куда менее рискованных для Ричарда и для меня. И я знаю, что именно этого хотел бы от меня Эдуард. И многие мои друзья проголосовали бы за это, но право президентского вето у меня, а я не хочу его смерти. Чего я хочу, я не очень понимаю, но пусть он будет существовать, чтобы я могла решить.

Я возвращаюсь домой, я встречусь с друзьями, которых уже месяцами не видела. Да, Ронни встречается с лучшим другом Ричарда. Ну и что? Мы с ней все равно можем оставаться друзьями. У Кэтрин уже два года длится медовый месяц – это уже не повод отказываться от визитов к ней. Наверное, мне просто неуютно видеть, насколько она счастлива с мужчиной, который кажется мне очень ординарным и слегка скучным. Но Кэтрин при нем сияет. А я при своих двух мужчинах последнее время если и сияла, то редко и тускло.

И я начну снова видеться с вервольфами стаи Ричарда и вампирами Жан-Клода. Сначала восстановить дружеские связи, и если все будет нормально, тогда буду видеться с мальчиками. План осторожный, если не трусливый, но более оригинального мне не придумать. Ладно, это лучший и для меня приемлемый. Если честно, я нисколько не приблизилась к решению своих любовных проблем, чем была полгода назад, когда порвала с обоими. Те немногие случаи, когда я отступала от обета целомудрия, не в счет, потому что я все равно стараюсь с мальчиками не видеться. Сейчас я больше не собираюсь их избегать. Мне хочется точно знать, чего же я хочу. Как только я пойму, чего я хочу и кого я хочу, встанет следующий вопрос: могу я получить, кого хочу, или проигравший обрушит своды дома на нас, и мы окажемся в кровавых развалинах. Я бы сказала, вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов, но Ричард и Жан-Клод для меня гораздо дороже. Может быть, Рамирес прав. Может, если бы я действительно кого-то из них любила, и вопросов никаких не было бы. Или Рамирес сам понятия не имеет, о чем говорит.

Эдуард любит Донну, и Питера, и Бекки. Они все дружно ходят к психотерапевту, но Питер, я думаю, все же не говорит правду о том, что там случилось. Если врать врачу, хорошего лечения не будет. Однако я думаю, что Питер в смысле психотерапии рассчитывает на Эдуарда. Страшненькая мысль.

Эдуард любит Донну. А я – люблю Ричарда? Да. А я люблю Жан-Клода? Может быть. Так если для Ричарда «да», а для Жан-Клода – «может быть», почему у меня нет ответа? Потому что, быть может (вот именно – быть может), настоящего ответа вообще нет. Беспокоит меня мысль, что, если я приму наконец решение, тут же начну горевать по тому, кто ушел. Когда-то я боялась, что, если выберу Ричарда, Жан-Клод убьет его, чтобы мною не делиться. И странно, что вампир готов делиться, а Ричард – нет. Может быть, Жан-Клод больше любит мощь триумвирата, чем меня, а может, Ричард просто ревнив. Я бы точно не стала делить никого из них ни с одной женщиной – будем честны перед собой. Поэтому я снова задаюсь тем же вопросом: так кто из них – любовь моей жизни? Может, у меня ее вообще нет. Может, это вообще не любовь. Но если это не любовь, так что же это?