Стивен Кинг - Исход (Том 1)

Было уже двадцать минут седьмого. Взяв сумку, Абигайль вышла из дома и осторожно спустилась по ступеням крыльца.

Тяжко вздохнув, она произнесла:

— Я ухожу, Господи. Возвращаюсь домой. Я пойду медленно, не думаю, что доберусь раньше полуночи, но Книга говорит, что страх — это не ужас полуночи и не томленье полудня. Я выполняю Твою волю как только могу. Пойдем со мной, пожалуйста. Ради всего святого. Аминь.

К тому времени, когда она дошла до того места, где шоссе переходило в грунтовую дорогу, стояла уже кромешная тьма. Звенели цикады, где-то в низине надрывались лягушки. В небе висела огромная красная луна, но она изменит свой цвет, как только поднимется выше.

Старушка присела отдохнуть и съесть половину бутерброда с ореховым маслом (она бы смазала его еще и черносмородиновым желе, чтобы скрасить не слишком приятный вкус, но Адди держала все свои припасы в потребе, а туда вело слишком много ступеней). Сумка лежала рядом с ней. Все тело матушки Абигайль болело, казалось, что силы вот-вот покинут ее, а ведь ей еще идти мили две с половиной… но она чувствовала странное возбуждение. Сколько уже прошло лет с тех пор, когда она в последний раз выходила в темень ночи под покрывало из звезд? Они сияли ярко, как и всегда, и если удача будет сопутствовать ей, то она увидит падающую звезду и загадает желание. Теплая ночь, звезды, луна, только что поднявшая свой прекрасный красный лик над горизонтом, все это снова навеяло воспоминания о ее девичестве, со всеми его мечтаниями и чаяниями, желаниями, возвышенной уязвимостью, стоящей на грани мистерии. О да, она была когда-то девочкой. Были люди, не верившие в это, такие, которые не могли бы поверить и в то, что огромная секвойя когда-то была тоненьким зеленым росточком. Но к тому времени матушка Абигайль уже была девушкой, ее детские ночные страхи немного поблекли, а взрослые страхи, приходящие по ночам, когда все вокруг безмолвствует и можно услышать внутренний голос души, эти страхи были еще впереди. В этот краткий промежуток ночь была благоухающей загадкой, временем, когда, глядя в звездное небо и прислушиваясь к ветерку, приносящему такие пьянящие запахи, ощущаешь себя приближенным к биению сердца самой Вселенной, любви и жизни. Кажется, что вечно будешь молодым, и что… Твоя жизнь в моих руках.

Вдруг последовал резкий рывок сумки, заставивший подпрыгнуть ее сердце.

— Привет! — выкрикнула старушка надтреснутым, дрожащим старушечьим голосом и подтянула сумку к себе.

Раздалось тихое рычание. По дороге, по самой обочине кралась огромная коричневая ласка. В ее глазах, уставившихся на старушку, отражался кровавый диск луны. К ласке присоединялись другие зверьки, их становилось все больше и больше.

Абигайль взглянула на другую сторону дороги и увидела, что дорога просто кишит всяким зверьем. На нее уставились десятки злобных, выжидающих глаз. Они почуяли запах кур из сумки. «Как же могло собраться такое несметное количество вокруг меня?» — подумала матушка Абигайль со все возрастающим страхом. Однажды в детстве ее покусала ласка; Абби залезла под крыльцо Большого Дома, чтобы достать красный резиновый мяч, закатившийся туда, и что-то, показавшееся Абби огромной пастью иголок, впилось ей в руку. Не сама боль, а внезапная агрессия, агония, ворвавшаяся в обычный ход вещей, заставили ее закричать. Она отдернула руку, а ласка повисла на ней, коричневый мех зверька был закапан кровью, туловище ее раскачивалось из стороны в сторону, как гибкая змея. Абигайль кричала, размахивая рукой, но ласка не отцеплялась: казалось, она стала неотъемлемой частью девочки.

Ее братья, Мики и Мэтью, тоже были во дворе; отец стоял на крыльце, перелистывая каталог заказов. Все они бросились к ней, и на секунду застыли от вида Абигайль, которой тогда было двенадцать лет, мечущейся по двору, и ласки, свисавшей с ее руки, как меховая накидка, и дрыгающей задними лапами, ища опору в воздухе. Кровь фонтаном разбрызгивалась по платью, ногам и туфлям девочки.

Именно отец Абигайль первым пришел в себя. Выдернув полено из поленницы, он закричал: «Стой спокойно, Абби!» Его голос, голос непререкаемого приказа, пробился сквозь кружение и бормотание паники в ее уме, когда уже ничего другое не могло помочь. Она замерла, и полено полетело со свистом, боль пронзила ее руку до самого плеча (девочка была уверена, что у нее сломалась кость), и тогда это коричневое Нечто, вызвавшее такую боль и удивление — в течение нескольких ужасных мгновений эти два чувства слились в одно неразделимое целое, — оказалось на земле, мех слежался от ее крови, и, когда Мики, подпрыгнув, приземлился на обе нот, раздался ужасный предсмертный хрустящий звук, напоминающий звук разгрызаемого леденца, и если зверек не испустил дух раньше, то теперь был мертв наверняка. Абигайль не потеряла сознание, но разразилась истошными, истеричными рыданиями.

И тут с бледным, испуганным лицом подбежал Ричард, старший брат. Они с отцом обменялись взглядами.

— Никогда в жизни не видел, чтобы ласка вытворяла что-либо подобное, — заметил Джон Фриментл, обнимая рыдающую дочь за плечи. — Слава Богу, что этого не видела твоя мать.

— Возможно, эта ласка бе… — начал было Ричард.

— Закрой-ка лучше рот, — выпалил отец, прежде чем Ричард успел продолжить. Голос его был одновременно испуганным и дрожащим от гнева. И Ричард действительно закрыл рот — захлопнул его так быстро и с такой силой, что Абби услышала щелчок, А затем отец обратился к ней;

— Давай-ка пойдем к насосу, Абигайль, дорогая, и смоем всю эту грязь.

И только через год Люк поведал ей, что же ее отец не хотел, чтобы Ричард произнес вслух: что ласка, вне всякого сомнения, должна была быть бешеной, раз уж она сотворила такое, и если бы это было правдой, то она, Абигайль, умерла бы страшной смертью, это было бы одной из самых ужасных пыток, известных человечеству; но ласка не была бешеной, рана затянулась, не оставив следа. Но все равно с того дня и поныне Абигайль боялась этих зверьков так, как некоторые люди боятся крыс и пауков. Вот если бы грипп забрал их, а не собак! Но этого не произошло, и она была…

Твоя жизнь в моих руках.

Один из зверьков бросился вперед и резко рванул сумку.

— Эй! — выкрикнула старушка. Ласка отпрыгнула назад, казалось, она скалилась, клочок материи свисал из ее пасти.

Он послал их — темный человек.

Ужас охватил ее. Теперь вокруг собралось уже не менее сотни хищников, серые, коричневые, черные, все они принюхивались к курам, лежащим в сумке. Они заполонили обе стороны дороги, прыгая друг на друга, желая добыть то, что унюхали.